Кирилл Клеванский - Колдун. Путешествие на восток

Несмотря на ночь, спустившуюся на город, этот самый городи не думал спать. Казалось он только-только начал просыпаться. Народу на улицах прибавилось, но они не просто сновали туда-сюда, дрейфуя от кабака к таверне, от пирса к зданию с зашторенными окнами, где виднелись смутные силуэты, сливающиеся в одну футуристическую фигуру. Нет, здесь люди собирались в группы вокруг музыкантов, а владетели питейных заведений, выносили столики на улицу. И теплая, звездная ночь, была окутана музыкой, смехом и шелестом юбок, вздымающихся в танце.

Пока мы шли к пирсу, Мия то и дело замирала рядом с какой-нибудь группкой танцующих и смотрела на меня умоляющим взглядом. Таким обычно дети выпрашивают у родителей дополнительную порцию мороженного. Мой аргумент был суров и неприклонен — я красноречиво кивал на поклажу. Девушке пришлось смириться. В итоге вскоре мы уже спускались по каменной лестнице, ведущей к самому порту. Здесь так же был слышен смех, правда на каждом углу стояли стражники, с подозрением поглядывающие на развязных дамочек, чьи наряды были призваны не скрыть, а показать и на вечно пьяную матросню. Хотя пьяна она лишь когда сходит на берег, а вот в плаванье, встретить вусмерть пьяного матроса, попросту невозможно. А если вы такого и найдете, то спустя пару минут его до смерти изобьет боцман, и хорошо если под килем на тросе не протащат. Насколько мне известно, на корабле дисциплина куда как жестче чем в самих Легионах.

Кстати в этот раз по сторонам глазел уже я, а Гуфар относилась к окружающей обстановке весьма индифферентно, видимо уже не раз бывала в таких местах. Я же разве что рот не разинул, глядя на эти парусные громадины. Лишь когда-то давно, в фильмах и книгах, я мог увидеть внушающее трепет величественные парусники. Но они не в какое сравнение не шли с тем что видели мои собственные глаза, с тем что можно было потрогать и даже понюхать. Многопалубные, многомачтовые красавцы, высились каждый перед своим пирсом, и от этого зрелища захватывало дух. И даже свернутые паруса, не лишали морских путешественников их грации и царственности. Но вскоре я пришел в себя.

— Постой, — сказал я, оттягивая Мию назад. — Браслет.

— Ой, — вскрикнула девушка.

Тут же она стянула с руки украшение и вернула мне, я убрал его в мешок, куда кинул и свой. Не хватало еще чтобы доверенное лицо визиря, невесть что подумало и увидело. Хотя в принципе понятно что оно подумает и увидит, но мне моя шкура дороже.

Свернув на девятый пирс, мы прошли к трехмачтовому грузовому судну. Об этом говорили всего лишь два стреломета на верхней палубе, и полное отсутствие арбалетных бойниц. На Алаитском я прочитал "Вечная песня", вычурное, но красивое имя для корабля. По спущенному трапу, мы поднялись на верх и в первые в жизни я оказался на палубе. Целый ворох впечатлений и ощущений захватил меня и закружил. Я не переставая вертел головой, пытаясь осмотреть все и прочувствовать себя юнгой на "Бригантине". И я не был разочарован. Все эти канаты, которые явно имеют свое, особое название, реи, на которых были спущенные паруса, доски палубы, сверкающие словно зеркала, бочки, решетки, капитанский мостик и, о великие боги — штурвал! Я не я, если не выбью себе разрушение "поштурвалить" кораблем хотя бы пол часа. Правда где мне найти попугая, треуголку и деревянный костыль? Но это уже мелочи.

И в то время как я старательно все осматривал, к нам уже подбегал какой-то Алиатец. По внешности — типичный турок. Немного резкие черты лица, густая черная борода, буквально сотканная из завитков, и такая же шевелюра.

— Кто такие? — грубо спросил он на Алиатском.

Я прикинулся веником. Гуфар не в курсе что я знаю её язык, так что пусть сама разбирается. Да и простор для сюрприза просто невообразимый.

— Позови капитана, — резко, в приказном тоне ответила леди.

— С какой стати?

— Скажи, что Лиамия Насалим Гуфар, дочь светлейшего Визиря, на его корабле.

Матрос, или кто он там, резко побледнел, глубоко, но неуклюже поклонился, и понесся в сторону капитанской каюты. Спустя всего пару мгновений перед нами уже стоял немного тучноватый капитан. У него были толстые пальцы, два подбородка и заплывший от вина взгляд. Правда лишь он посмотрел на гостью, как в миг протрезвел. Мда, не такого я ожидал. Хотя возможно капитаны торговцев отличаются от других своих собратьев по цеху, но если нет — я глубоко разочарован.

— О свет Ифары, благословивший мои презренные очи, — запричитал кэп. Он грохнулся на колени, и принялся активно лобзать руку Мии. Меня пробивало на "ха-ха", но я держался. — Великое счастье видеть дочь светлейшего Визиря, но этом пропашем суденышке, недостойном и пяты плоти от плоти светлейшего. Ифар благослови нас, ибо о том что мне выпала честь отвезти названную племянницу самого Султана, на родную землю, я буду рассказывать своим детям, а те моим внукам, а те правнукам.

Я уже еле сдерживался что бы не засмеяться в голос, вместо этого я прикрыл лицо правой рукой и чуть слышно хрипел. Спрашивается, а где же "услада, очей моих, мед ушей, моих, рахат-лукум, сердце морей и океан звезд". Нет я решительно против, этот пузан разбивает весь Алиатский колорит, да проклянет его старик Хотабыч… Кажется это заразно.

— Благочестный Сурман, — с легкой ноткой презрения, не скрывшейся от меня, произнесла Мия. Выдергивая свою руку. — Я весьма признательна вам за столь радушный прием.

— Конечно, конечно, — закивал кэп, не поднимаясь с колен. Жалкое зрелище.

Чего не пойму я в Алиатцах, так это стремление встать на колени. У нас так только перед Императором себя ведут, да и то только граждане страны. Любой иной, может хоть в лицо плюнуть Его Величеству, если не боится быть тут же убитым. Но и в этом случае, упасть на колени не слишком верно — мужчины преклоняли лишь одно колено, а женщины выполняли глубокий реверанс. Здесь же, толстяк готов о первому требованию лоб о землю расшибить. Нда — таинственный восток.

— Проведите нас в каюту, — потребовала Мия.

— Сей момент, — но пухляк так и не встал с колен. — Не смею спорить с вами, прекраснейшая тори, но разве этот презренный варвар сбудет с вами?

"Сам такой" — мысленно усмехнулся я. В моих глазах это был глубоко падший человек, а слова такого не заставили бы меня оскорбиться.

— Он отвечает за мою безопасность, — отрезала Лиамия.

— Конечно, тьма Фукхата решила меня рассудка, раз я не признал в этом черве вашего благородного телохранителя.

Я ненадолго выпал в осадок. Вот в данном предложении, он меня оскорбил или признал статус? Видимо мои познания Алиатского не так глубоки, как я наивно полагал. Не стану описывать весь путь до нашей каюты, так как почти все время отвлекался на то чтобы не, простите мой эльфийский — не заржать. Все эти обороты, бесконечные излияние и метафоры, веселили похлеще самого колкого анекдота.