Оксана Демченко - NZ

Имперец выхватил свой экземпляр и гордо воздел руку.

— Итак, я благодарю всех уважаемых коллег за оказанную честь, ваше присутствие не оставляет и тени сомнений в законности достигнутого здесь судьбоносного решения. Я хотел бы сообщить прямо теперь…

Я встала, поправила воротник и постучала ручкой по подлокотнику, раз не дали колокольчика для привлечения внимания. Имперец аж зубами лязгнул, тормозя посреди фразы.

— Хочу от имени габ-системы уточнить: вы не отказываетесь от договора? Согласно добавленным вчера параграфам «оговорки и условия расторжения по инициативе одной из сторон» сейчас это сделать… дешевле.

Посол моргнул и уставился на меня, едва заметную сквозь приятное опьянение победы. Дрюккель поцокал когтями по квиппа-хранилищу и поддержал вопрос. Он-таки разобрался. И он промолчал, когда было можно меня изобличить.

Посол империи заподозрил подвох. Покосился на своих: как раз уложили договор в чехол и, значит, полный текст с нашими с морфом дополнениями именно сейчас отсканировался и ушел по адресу. В высоком разрешении, полагаю. Такой он распознался и отобразился там, в далекой столице, пред очами потрясенного императора или его любимых безликих помощников.

Недлинная пауза завершилась, когда возник во всем своем трехмерном гневе большой босс торжествующего посла. Багровый, страшный и политически корректный. Сперва он взглядом метнул подчиненному пару молний-убийц, затем улыбнулся дрюккелям и прочим, наконец с ненавистью проигнорировал меня.

— Кто подписал первым?

— Габбер, таково протокольное правило, нейтралы всегда визируют первыми, — охотно отозвался носитель, гладя бок квиппа-штампа. — Если вас интересуют подробности, могу заверить, и это есть в записях: габбер Серафима строго рекомендовала всем прочесть договор перед подписанием. Что лично я и проделал. Применив все имеющиеся средства. Ваш посол не… снабжен средствами?

— Это вне нынешнего обсуждения. Я вас выслушал. Вопрос о полномочиях нейтралов мы еще обсудим. Но пока что по договору в его текущей редакции: заявляю официально наш категорический отказ, — ровным тоном сказал большой босс и нехотя повернул голову к Хуссу, признав, что и эта сторона договора есть в природе. — Будете настаивать на параграфах один-три неустойки или ограничимся особым случаем, прописанным в четвертом?

Шесть послов резко возжелали реанимации. Дрюккель победно завибрировал жвалами. Я поняла, что живучести мне маловато и валить бы надо — куда угодно, прямо сейчас, без оглядки… Три параграфа изобрели Гюль и Кит. Там было много, и все про средства, уступки во влиянии, а еще от меня — про восстановление статуса тэя Альга и полное расследование с привлечением габ-дознавателей. Четвертый параграф самый короткий, как всегда в историях с золотыми рыбками: исполнение одного высказанного устно пожелания йорфов. Применялся он только в день подписания и подлежал немедленному исполнению.

Хусс на миг замер. На него было жалко смотреть: желаний все же оказалось больше, то есть держали йорфов крепко, и сейчас одному из них надо было выбрать за всех что-то главное, жертвуя прочим. Может быть, безвозвратно.

— Смена статуса нашего незаконно взятого нами на воспитание ребенка на «по согласованию сторон принятый расой йорф» и доставка обратно на эту планету, — тихо выговорил он.

— Вы понимаете, что по второму вопросу мы предпримем свои шаги? — уперся большой имперский босс.

— Мы никогда не верили до конца в реальность второго вопроса, — поморщился Хусс. — Наше условие высказано вслух.

— Мы готовы без каких-либо промедлений снять с означенного лица статус имперского тальфа. Мы подтверждаем согласие передать его вам и считать расу йорф его приемными родителями с полным объемом прав, — без выражения выговорил далекий от нас важный имперец. — Означенное лицо находится в катере близ зоны перехода ближнего к вам магистрального габ-порта. Мы передаем его вместе с катером. Могу добавить, — проигравший улыбнулся так, что сам показался змеей более, чем любой йорф, — мы помимо воли исполняем и второе ваше тайное желание. Объект, как я вижу по данным отчета, пытался нарушить условия содержания, покинул зону безопасности и по своей же неосторожности стал носителем того, во что вы не поверили. Зря не поверили. Но через пять условных суток ваш воспитанник прибудет, и вы сможете убедиться.

Имперский большой прыщ сгинул. Посол оскалился на меня и гордо покинул купол, хотя по лицу видно: думал, как бы самому застрелиться, дело для него — дрянь. Дрюккель еще немного постоял, с восторгом изучая договор. Глянул на меня.

— Габбер, настаиваю на уточнении: вы использовали для подписания морфа?

— Да. Есть закон, запрещающий писать текст при помощи впитавшего чернила морфа?

— Нет, — восхитился носитель. — Если текст был согласован заранее и вы, будучи условно парным организмом, осознанно его внесли.

— Осознанно, подтверждаю. У меня дома во всяком договоре есть уточнения мелким шрифтом, — сообщила я доверительно. — Это… традиция.

— Ваша раса не безнадежна, — задумался дрюккель, впихивая в глазницу подобие линзы и снова рассматривая все крошечные буквы, которые морф умудрился втиснуть в то, что казалось невооруженному глазу сплошной жирной линией. — Это так… изящно. Мы отбываем в превосходном настроении.

Он процокал к выходу, сопровождаемый свитой, следом ломанулись прочие послы, за лупами и пониманием. Я оглянулась на Хусса, уверенная, что теперь-то он доволен. И увидела едва живого йорфа, серого, с бессильно обвисшими змеями волос.

— Что не так? — ужаснулась я.

— Воспитанник — случайная привязанность расы. Мы сами удивлены тому, как сильна оказалась наша привязанность. Вероятно, мы действительно старая раса и устали от… одиночества взрослых, — тихо выговорил йорф, стоящий рядом с Хуссом и такой же полумертвый. — Его обещали казнить… за измену. Это урегулировано. Но империя все же не солгала, они нашли кладку. И они внедрили кладку в органику. Теперь наш воспитанник — корм для нашей же древней кладки. Через пять дней изменить что-либо не сможет ни один лекарь. Мы не оплачиваем жизнь смертью, но мы обречены на бездействие.

— Кит! — завизжала я и опрометью бросилась прочь из купола.

Йорфы так удивились, что заковыляли следом. Так что взлет дома наблюдали и они, и нерасторопные послы, которые все рассаживались в свои транспорты и никак не могли ускорить процесс, описанный этикетом до последнего жеста. Когда носитель уронил квиппу, я ощутила пьяный восторг, почти как имперский посол недавно.

— Это… — тихо шамкнул дрюккель.

— Это Кит, — гордо подтвердила я. — Очень добрый и большой.