Владимир Ильин - Повелитель миражей

Естественно, мы не стали афишировать свое прибытие раньше времени и взяли себе несколько часов на составление личного впечатления о месте — карты и данные из сети все таки совсем не то. Договорились встретиться вечером в уютном кафе за квартал от точки назначения.

Бейсболка и молодежный балахон скрывали лицо и фигуру. Походу скрыть было сложнее, но помог каменный окатыш в одном из ботинок — легкое прихрамывание полностью изменило моторику.

Я неспешно гулял вместе с толпой прохожих вдоль высокой ограды у высотки Матвеевых и уже собирался возвращаться в точку встречи, как приметил очень удобную площадку у ресторана в здании чуть дальше по улице. Заведение находилось на последнем этаже еще одной высотки, занимало заодно широкий балкон на своем этаже и крышу под летние столики. Быть может, 'кубы' в здании главы клана оттого и перестали вращаться, чтобы начальственные кабинеты не попадали под любопытные взгляды посетителей? Кто их знает — через тонированные окна особо то и не разглядишь внутренние помещения.

Ради посещения ресторана пришлось сменить имидж — не та ценовая категория для молодежи. В центре довольно быстро нашелся магазин готовой одежды, а дальше пришлось пойти на некий риск — искажение хоть и скрывало меня, но люди так и норовили врезаться. Еще могли встретиться другие одаренные, что наверняка бы почувствовали силу техники рядом с собой, но обошлось.

Неожиданности последовали уже в ресторане, и дело было не в полностью забитом зале. Воистину — никогда не угадаешь, где повстречаешься вновь.

— У вас заказан столик? — деликатно поинтересовался администратор зала.

— Меня ждут, — я кивнул на знакомую фигуру за столиком возле окна.

— Позвольте вас проводить, — со здоровым подозрением тут все нормально — вдруг я хочу без спроса подсесть к одинокому старику.

— Добрый день, сенсей, — слегка поклонился я.

— Оставьте нас, — Макото махнул рукой официанту.

Я присел напротив.

— Улетай обратно, сегодня же, — выдохнул сенсей.

— Нет, — покачал головой в ответ, — завтра, вместе с Ай и Юко.

— Твое очередное безумство может их убить, ты это понимаешь?

— Не будет безумств, я их спасу, — со всей возможной уверенностью сказал я.

— Хочешь их спасти? Тогда улетай, — рука сенсея выровняла столовые приборы и поправила салфетку.

— Вы могли бы помочь мне — тогда я гарантирую успех.

— Я могу их вытащить в любой момент, — Макото перевел взгляд на окно.

— Простите? — не поверил я.

— Я пытался сделать все, чтобы они тебя забыли. Я приказал им о тебе не думать, но получил ежевечерние скандалы. Я придумал, что ты смертельно болен — они начали учиться целительству, как одержимые. Я сказал, что ты женился — им было наплевать. Потом я понял, как заставить их тебя забыть. Я вспомнил о твоих клановых проблемах и обмолвился, что женат ты только из-за угрозы от родичей.

— И они попытались убить Матвеева.

— И они поехали убивать главу твоего клана, — эхом ответил от старика.

— Но у них ничего не получилось, их поймали, — констатировал я.

— Да, все получилось идеально, — кивнул Макото, — скоро они поймут, что ты не приедешь. Это будет трудное знание, но необходимое для нормальной жизни. И за минуту до смерти от палача, когда в их душах прогорит надежда и любовь, я заберу внучек обратно домой.

— Вы безумны, — покачал я головой.

— Ты испортил мне внучек, превратив послушных и верных долгу, в одержимых глупой мечтой. Я вылечу эту болезнь, — с ожесточением проговорил Кавати.

— Эта болезнь называется любовь.

— Зачем ты приехал? — в бешенстве сенсей посмотрел на меня, — бередить их душу перед казнью? Ты ничего не сможешь противопоставить даже слабому клану!

— Я приехал отдать то, что они требуют в обмен на жизнь и здоровье любимых. Я отдам им деньги, сенсей, — сказал и скрестил со стариком взгляды.

— Они все равно тебя убьют, все бесполезно, — хмыкнул он, успокоившись.

— Я заберу их оттуда. Заберу навсегда и никому не отдам. И вам в первую очередь, — я поднялся с места, — честь имею.

— Прощай.

В глубине школьной территории, в забытом корпусе клубного здания этой ночью было неспокойно.

Тревожно шелестела листва, мрачно раскачивались огромные ветви, звери леса прижимались к широким стволам и терпеливо смотрели безглазыми мордами в сторону входа. Еще один день одиночества и бесконечной тоски. То-что-звалось-лесом не могло так больше, не могло жить одно без чувства одобрения хозяев, без их азарта, ярких эмоций и любви. С щенячьей доверчивостью он ждал хозяев каждый день, но их все не было.

Иногда приходил глупый старик и грозился сжечь лес, вымогая плоды. Он делал лесу больно, ранил молодые побеги и сжигал деревья. Когда-нибудь лес вырастет и обязательно свернет заносчивому старику шею. Всего-то тысячу лет подождать.

Но как тоскливо без хозяев! Ветер в кронах взвыл от тоски. Каждый день без их отсутствия — пытка, бессмысленность существования выжигала разум.

Лес больше так не мог.

С тихим шепотом свернулись листья, втянулись в почки и в стебель, словно в обратной киносъемке весны. Тысячи голых ветвей окутали стволы деревьев и начали медленно погружаться в кору. Деревья уменьшались, утончались, перевивались с другими, образуя огромный шар посреди здания.

Мощные корни разорвали бетонные перекрытия пола, чтобы мягко, как руки любящей матери, что прижимает к себе младенца, оплестись вокруг тридцатисантиметрового подобия шишки из черного камня, несообразной, непропорциональной, словно вышедшей из под резца ребенка, но такой нужной лесу.

Всю ночь шло преобразование, пока в центре зала не обрел свою форму двухметровый волко-тигр о восьми лапах и шести хвостах, в животе которого разливалось мягкое тепло от черного артефакта. Зверь тряхнул головой, втянул воздух безглазой мордой и радостно взвыл, учуяв следы хозяев. Он идет! Он скоро будет рядом, будет нужен, будет жить-со-смыслом! Шесть хвостов радостно завиляли.

Зверь вышел через стену, выломав своей массой металлические листы, еще раз принюхался и прыжком преодолел расстояние до трехметровой стены и ее саму. Воздух дрогнул от могучего рыка — он идет! Он скоро будет дома!

Тот, кого звали бесполезной пьянчугой, занимался очень важным делом — соответствовал своему образу. Очередная бутылка отправилась в кусты, пьяница перевернулся на другой бок и хотел было задремать, когда ощущение опасности буквально взвыло, выдирая из легкой сонной пелены.

Величие огненной формы ударило во все стороны сполохами пламени, из глотки, что мало напоминала людскую, вырвалось огненное дыхание, рука обрела продолжение в плетях боли, что оскалились в небо десятком ядовитых пастей. Охранник был готов уничтожать армии, втаптывать в пыль города и доставать врагов из ада, чтобы отправить их обратно тысячами разных способов.