Рэй Карсон - Книга шипов и огня

Хакиан поворачивается к нам.

— Деревня Черролиндо горит, — говорит он. — Я собирался провести нас в обход нее, но…

— Там могут быть выжившие, — встревает Косме.

Мы смотрим друг на друга, и я понимаю по решительным лицам моих компаньонов, каково наше решение.

— Элиза, — говорит Умберто. — Твой камень что-нибудь тебе сообщает?

— Нет, — отвечаю я, качая головой.

— Значит, враг ушел, — заключает Хакиан, и мы без дальнейшего промедления спускаемся вслед за ним.

К моменту, когда мы достигаем деревни, я почти плачу от безжалостного дыма и собственного ужаса. Я едва могу держать глаза открытыми из-за жжения, но даже сквозь слезы и горячий туман я вижу сожженные каркасы зданий. Деревянные столбы, обгорелые сверху, покрытые сажей каменные стены, мерцающие красным остатки столов и стульев.

— Ищите выживших! — кричит Умберто. Он надевает капюшон и заматывается шалью, чтобы защитить нос и рот. Я быстро повторяю его действия. — И будьте осторожны! — добавляет он. — Здесь все может рухнуть в любой момент!

Я бегу по обугленным улицам, часто моргая, чтобы увлажнять глаза, и отчаянно пытаясь найти жизнь. Я чуть не спотыкаюсь об обгоревший труп животного, трудно сказать, овца это или собака, меня почти тошнит от запаха горелого мяса и красноватой жижи, сочащейся через трещины в обуглившейся шкуре.

— Эй! Сюда!

Не знаю, кто кричит и откуда доносится крик, но этот голос вселяет надежду.

— Где ты? — кричу я в ответ.

— Северный конец! — Это Умберто.

Я кидаюсь обратно в дым, автоматически поднимая руку, как будто она может защитить меня от этой туманной материи, и двигаюсь в направлении, которое определяю севером. Слева я замечаю высокую фигуру. Это Мара. Теперь мы вместе бежим вперед.

Мои легкие горят, когда мы их находим, перемазанных сажей, кашляющих — это семья из четырех человек. Умберто присаживается рядом с самым маленьким, пытаясь его успокоить. Он смотрит на нас глазами, полными слез.

— Они были заперты в этом доме, — говорит он дрожащим голосом. — Они были оставлены, чтобы сгореть.

— О Господи.

Непостижимая жестокость.

— Кто сделал это с вами? — спрашиваю я, как будто я не знаю. В ответ на мою злость Божественный камень посылает в мою грудь раскаты тепла.

Лицо одного из них смотрит на меня. Кожа покрыта волдырями, глаза широко раскрыты. Это женщина.

— Анимаги, — говорит она. — Они говорили, что возьмут реванш. Они говорили, что будут сжигать по деревне в ответ на каждый удар Мальфицио.

Она складывается пополам, зашедшись кашлем, но я едва замечаю это. Земля под моими ногами крутится слишком быстро.

Мы больше не встречаем выживших и находим лишь несколько почерневших тел, так что нам остается только надеяться, что большинство жителей деревни сумели убежать. Я сворачиваюсь на безопасном расстоянии, прижимаю колени к груди. Мои спутники осматривают дымящиеся руины, пытаясь найти что-то, что уцелело. Мне следовало бы им помочь, но у меня подвело живот, слезы бегут по щекам, и я так, так устала.

В эти последние недели я начала чувствовать себя полезной. Успех Мальфицио хранился сокровищем в моем сердце, я гордилась тем, как моя маленькая группа бунтарей смотрит на меня, ища вдохновения, ожидая указаний. Я позволила себе почувствовать себя опытной, такой взрослой. Как я была глупа.

Хакиан скажет мне, что на всех войнах бывают жертвы. Умберто будет уверять меня, что на мне нет вины. Оба они будут правы. Но сейчас я закрываю глаза, и тяжесть смерти давит мне на плечи.

— Элиза!

Я распахиваю глаза. Умберто бежит ко мне.

— Тебе уже легче дышать? — спрашивает он меня, его глаза круглы от беспокойства.

Я киваю.

— Что с семьей?

— У них есть родные неподалеку. — Он садится рядом со мной. — Косме предложила позволить им пойти с нами в Басагуан, но им лучше остаться здесь и поискать выживших. Мы оставим им еду и воду.

Я ничего не отвечаю. Он мягко прижимает меня к себе.

— Здесь нет твоей вины, — бормочет он мне в волосы.

— Я знаю. — Но слезы, обжигая, снова льются из глаз.

— Что меня беспокоит, так это насколько далеко на запад мы ушли. Я не ожидал, что Инвьерны так приблизились к пустыне. По крайней мере, не сейчас.

— Может, они выступят против Алехандро раньше, чем мы ожидали. — Я трусь носом о ткань его рубашки, в голове мелькают мысли о том, как неприемлемо наше поведение. Мне стоит дистанцироваться от Умберто. Я должна готовиться стать женой короля.

— Так сказал и Хакиан. Мы не можем медлить. Мы должны идти в Басагуан немедля.

— Если они сожгли деревню в ответ на один из наших глупых рейдов, что они сделают, когда мы отравим их еду?

Я чувствую, как от вздоха поднимается и опускается его грудь.

— Именно поэтому мы это и делаем, Элиза, — говорит он. — Помнишь? Мы хотели заставить Инвьернов ополчиться на князя.

— И из-за наших действий погибнут люди.

— Да.

Его честное отношение к ситуации прочищает мне голову. Он принял наш выбор. Верит в него. Но он не может скрыть печаль в голосе. Я встаю и разминаю тело, держась на расстоянии от Умберто.

— Тогда пойдем, — говорю я.

Беззаботная болтовня, которой характеризовался первый этап нашего похода, сменилась задумчивым молчанием. Я тоже не хочу разговаривать. Вместо этого я экспериментирую со своими камнями.

Мой собственный никогда не казался мне магическим. Но он определенно живой. Канал связи, возможно, между мной и Богом. Тем не менее, чтобы вызывать силу, ползающую под землей, анимаги использовали Божественные камни, которые больше не пульсировали в телах своих Носителей. Я вспоминаю, как анимаг сжимал свой амулет, чтобы заморозить нас, и как амулет сиял ярко-голубым, набираясь сил, чтобы сжечь меня.

Думая о запрете использовать магию, содержащемся в Священном тексте, я запускаю руку под воротник своей рубашки, хватаю клетку амулета. «Господи, сохрани меня в безопасности», — молюсь я. Мой Божественный камень нагревается в ответ.

Сжимая амулет, я сосредоточенно думаю о магии под поверхностью мира. Я погружаю собственные мысли в сухую землю. Я представляю, что камень в моей руке нагревается; я представляю, как огонь вырывается и сжигает хилый куст можжевельника, который я вижу слева. Я так увлекаюсь этим, что спотыкаюсь о камень на земле и падаю на колени.

— Элиза! — Умберто подскакивает ко мне и помогает подняться. — Ты цела?

Он слишком сильно сжимает мое плечо, но я не беспокоюсь об этом. Я прижимаюсь к нему.

— Спасибо, — шепчу я ему прямо в ухо. Но я вижу его реакцию на мою близость — глаза закрыты, он даже дыхание задержал, — и все мое тело наполняется мучительным теплом. Мне хочется обнять его за шею, запустить пальцы в его мягкие волосы.