Генри Олди - Сборник Чистая фэнтези

Во избежание.

Красавец не внял, перебрасывая нож из руки в руку. А его последний боеспособный дружок втиснул корявые пальцы в отверстия кастета — и оба негодяя скользнули к барону, обходя зловредного матросика с флангов. Не желая рисковать, Анри взялась творить «glutinosus captura», иначе «ловчую залипуху», однако на театре военных действий объявилось новое действующее лицо.

Если быть точным — действующая морда.

Сумасшедшую обезьянку, кинувшуюся защищать хозяина, красавец с ножом проигнорировал. И совершенно зря! Получить в живот обезьяньим кулачишком, который на поверку оказался лошачьим копытом — радость из сомнительных.

Летел красавец сизым соколом, шагов на десять.

А отчего вспахал носом землю владелец кастета, и вовсе загадка сфинкса. От брошенной Анри «залипухи»? От ловкой подсечки квиза? От брыкливого Гиббуса? Вигилла подумала и решила разделить триумф натрое. По справедливости.

— Н-на!

— Н-на!

Казалось бы, один и тот же вопль, а какая серьезная разница… Первым кричал гаденыш, ушибленный бароном в колено, предательски замахиваясь булыжником. Вторым кричал его коллега по хромоте, честно замахиваясь костылем. Честность оказалась проворнее, угодив в самое яблочко.

Есть у мужчин такое хитрое яблочко, когда бьешь поперек глотки.

Четверка победителей — считая громко ржущего Гиббуса — с удовлетворением оглядела поле боя и рассыпалась в заверениях дружбы. Со стороны громилы меморандум о намерениях выглядел роскошно:

— Файно гофренов отрямзили. Сукцес, кузарь! Ну ты гештаальт! Фуц буду, гештальт! Не впарь ты им, замаковали б меня. Я гнилым мазохам супоню: не Лупарь я! Не харят! Долю тербанят, делирии… Боргун я твой засель. Че задвинешь, все для тебя стындрю! Штрык даю!

И благодарный костыльер скрестил пальцы, подтверждая клятву.

Пока он говорил, Анри с Конрадом внимательно разглядывали тень спасенного. Тень вихлялась, нагло шевелила тремя руками, но костыль был здесь ни при чем. Очень интересно. Когда б не спешка…

Видимо, барону в голову пришла та же мысль.

— Отскочим, кузарь. Хавер есть, между так.

Колченогий кивнул и зашкандыбал с «кузарем» в ближайший проход. Вигилла осталась в «пентакле»: почесав за ушами Гиббуса, требующего похвалы, она на всякий случай «присыпала солью» лежащих забияк — чтоб не рыпались. Оп-ля! А красноухий мерзавчик, оказывается, испорчен на три слоя. Свежайший «Кукиш с тмином», виртуозный, с плоским ногтем. Ясно, отчего кистенек хозяина приласкал. Мерзавчик сейчас какую пакость ни учинит — все ему троекратно вернется.

Мана-фактура заклятия, подруга, нам знакома.

Добротная фактура, плечистая, с характером.

«…крысюк местный подкатывался. Его сударь один отвадил. Здоровый такой…» Добрый все-таки человек лейб-малефик Андреа Мускулюс. Мог ведь и «Лихой вольт» навесить. Или с иголочкой пошалить: вышить паршивцу судьбу крестиком.

— Идемте, коллега. Мы договорились о встрече. Обратили внимание на его тень?

— Да.

Вигилла ускорила шаг, еле поспевая за возбужденным бароном.

— Искренне благодарю за помощь в баталии, — на ходу фон Шмуц церемонно раскланялся, что в его теперешнем облике выглядело комично. — Знаете, коллега… Никогда на память не жаловался, а тут прямо беда! Не могу вспомнить имя этого воришки. Вертится, как вьюн… Гвоздун? Гвоздодер?.. О, Гвоздила! Но это кличка… А имя, имя! Трюфель Стучек… Стофиль Тлумачек… Выходит, не врал стряпчий! Вот ведь пройдоха… Ага, мы пришли! Улица Возникновения, третий дом от угла!

Через парадный вход ломиться не стали, соблюдая предписание о скрытности. Матрос со шлюхой и обезьянкой явились к капитану лейб-стражи — повод для сплетен на месяц вперед. Барон свернул в проулок, обходя дом с северо-запада, прошел вдоль забора, за которым раскинулся ухоженный сад, и постучал условным стуком в неприметную калитку. Судя по звуку, под ветхим деревом калитки крылась броня.

Открыл им хмурый сударь, с вопросом уставясь на гостей. У Анри закралось подозрение, что пройти мимо этого сударя, если он не захочет пускать, будет куда труднее, чем «трямзить гофренов» в порту. Поэтому, не вступая в объяснения, она сбросила личины со всей компании.

— Не ждал, Мартин? — усмехнулся барон, довольный произведенным эффектом. — Сударыня, позвольте вам представить: Мартин Гоффер. Лучший ученик, доверенное лицо и нянька господина Штернблада.

— Добро пожаловать, ваша светлость! — просиял грозный Мартин.

— Господа, с нами дама! — сказал Рудольф Штернблад, капитан лейб-стражи.

— Это не дама, — сказал Месроп Сэркис, председатель Тихого Трибунала. — Это моя вигилла. При исполнении.

— Как это прикажешь понимать, Зануда? — спросил Вильгельм Цимбал, прокуратор Бдительного Приказа.

К счастью, «понимать» требовалось не вигиллу, а таинственное письмо, одно из трех в руках Цимбала. По тону прокуратора чувствовалось: не будь «с нами» дамы, вопрос прозвучал бы резче, а не окажись дама вигиллой при исполнении, гнали бы даму пинками и взашей.

Место для взбучки выбрали идеально: оружейный домик в саду.

Мощные столбы в засечках и вмятинах, сверху — дощатый навес, а внутри, на стойках и подставках, в сверкании и блеске… О, восторг бурного сердца! В частности, щуплый капитан стоял, подбоченясь, у целой выставки алебард. Анри задумалась, почему маленькие мужчины предпочитают большое оружие, пришла к выводу, смутилась и от смущения начала читать подписи под экспонатами: бердыш, гвизарма, партизана, лохабер, эспонтон, раскольник, семнаш…

Звучало, как стихи на незнакомом языке.

Убираем лишний семнаш и получаем четырехстопный ямб со спондеем, если не подводит чувство ритма. Как у Адальберта Меморандума в «Вернской цитадели»: «Маг, витязь — колет, рубит, режет…» Описание орудия убийства ближе всего к рабочим записям модистки: наконечник, состоящий из длинного узкого пера и крюка, топор прорезной с вогнутым полукруглым острием, покрыт гравировкой — и буф с боковой проймой, рукав разрезной висячий, юбки на фижмах, слегка накрахмалены…

— Это запрос из столичной канцелярии Ордена Зари, — бесстрастно ответил барон. — И нечего тыкать им мне в нос. Сударыня, извините: я собирался вам рассказать, но увлекся версией.

— Он увлекся версией! Папа, ты видел квизитора, душой болеющего за дело?

— Оставь, Шимми, — поморщился Папа Сатырос, он же капитан Штернблад. — Зануда не в курсе последних новостей. И хватит корчить из себя Вечного Странника в гневе. Неубедительно.

Анри испытала острый приступ зависти. Ну почему, почему она не служила в полку кавалергардов, не имела общих секретов с хитрованом Цимбалом и даже с Месропом не вскрывала могил по ночам? — служебные тайны не в счет… Сейчас бы безнаказанно обзывала барона Занудой, капитана — Папой, Месропа — Кликушей или, к примеру, Упырчиком; прокуратор откликался бы на обезьянскую кличку Шимми, и весь квартет звал бы вигиллу Мантикорой, принимая в суровое мужское братство.