Олег Верещагин - Последний воин

— Надо уйти наверх, — сказал Фередир сердито и тихо. — Не можем драться, так нечего и смотреть на них…

Гарав издал неопределенный насмешливый звук и, злым залпом допив пиво, громко поставил кружку на стол. А Эйнор — совершенно неожиданно для самого себя, сказать по чести! — устроился удобней, кашлянул, стукнул по доскам кулаком — и голос юноши, казалось, приподнял низкую крышу:

Вастаки, громко разговаривавшие на своём языке, замолчали и разом изумлённо оглянулись. Честно сказать, и оба оруженосца уставились на своего рыцаря с удивлением. А Эйнор распевал, пристукивая кулаком:

Вообще-то это была песня врагов предков Эйнора. Людей Короля. Но было в ней что-то… в общем, что-то такое. Такое.Да и Эйнору явно было сейчас важно бросить вызов вастакам — а ничего более вызывающего, чем перекатывающиеся слова «Zagir annardi anGimlad!», для них не было.

Последний припев все трое уже проорали вместе — Фередир и Гарав переглядывались с сияющими лицами и тоже лупили кулаками (а Гарав ещё и кружкой). Они и не заметили даже, что невысокий человек в плаще бросил пить и тоже смотрит в их сторону — из-под капюшона странновато поблёскивали алые огоньки глаз.

Над столом вастаков молча сверкнули кривые лучи сабель. Они повскакали, отшвыривая стулья; хозяин, ещё до этого уславший жену, шарахнулся дальше за стойку.

— Тарканы! — крикнул старший. — Враги Господина! Вперёд, дети мои!

При этом он сам, как и подобало Большому Начальнику у вастаков, вперёд не спешил.

— Барук Казад! — грохнуло позади, и командир вастаков, мудро оставшийся в тылу, убедился, что выбор был ошибочным. С хрипом прогнувшись — он пытался увидеть, что же ударило его в спину, — вастак рухнул на пол. Между лопаток торчал небольшой метательный топор. Вскочивший посетитель отбросил плащ и оказался гномом — довольно высоким для своего рода, с грозно топорщащейся бородой и отчётливо горящими алым глазками. Гном крутил в лапах второй топор, на длинной рукояти. — Барук Казад! Руби их, люди!

— Дагор, Кардолан! — крикнул Эйнор, выхватывая Бар.

Воистину штамп — «всё смешалось». Полетела мебель, кружки, взвихрился суетливый дробный перелязг стали. Но всё это было ненадолго — четверо на четверых оказался невыгодным раскладом для вастаков. Вскоре все они лежали мёртвые, и улыбающийся гном пожимал предплечье тяжело дышащему Эйнору:

— Фенодири, горный мастер, — пробурчал он из бороды. — Позорно мне было видеть, как люди трусят в своём же доме, да один я бы не справился.

— Эйнор сын Иолфа, рыцарь Кардолана, — ответил Эйнор. — Почтенный гном очень вовремя начал драку.

Гарав зарубил своего вастака в углу у очага, раскроив тому шею скользящим колющим выпадом. Сопротивлявшийся с отчаяньем загнанной в угол крысы, визжащий вастак успел рассечь бездоспешному мальчишке левое плечо, и теперь Гарав, шипя, терпел руки Фередира, который усадил друга за стол, стянул набок порезанную рубаху и, молниеносно сбегав за лекарским набором Эйнора, деловито зашивал длинную рану серебряной гнутой иглой с шёлковой нитью.

— Их сабли — не оружие, — рассуждал Фередир. — Глянешь — страшно, порез в пол-ярда, кровища льёт… А посмотришь — там глубина с муравьиную ножку. Вон как ты его — другое дело, он только — плям, плям… — Оруженосец смешно передразнил звуки, которые издавал вастак, пытаясь вдохнуть распоротым горлом… — Ещё пару стежков…

— Я тебе что, коврик, что ли… сссссссссс СССССССССС!!! — Гарав взвился. — Да что ж ты делаешь, врач-вредитель?!?!?!

— Разреши-ка мне, уважаемый оруженосец. — Фенодири, закончивший вытирать свой топор, поклонился Эйнору, подошёл к мальчишкам и открыл маленькую серебряную коробочку. — Это слёзы гор, драгоценнейшая мазь… — При слове «драгоценнейшая» голос гнома слегка дрогнул, а переставшие жутковато светиться алым глаза стали сомневающимися — стоит ли тратить средство на обычного человеческого мальчишку, каких вокруг десятки тысяч, не разгребёшь? — Раны от неё заживают в одну ночь.

Старательно сопя, гном неожиданно аккуратно для своих коротких корявых пальцев — и экономно, сволочь бородатая! — намазал свежий шов тёмной, щипучей и остро пахнущей дрянью из коробочки, которую тут же решительно убрал, как будто опасаясь, что люди потребуют ещё.

— Благодарю, почтенный гном, да удлинится бесконечно твоя борода, — с некоторым сомнением воспользовался Гарав прочитанной в книге Пашкойблагодарностью (он не понимал, как кому-то может нравиться бесконечно удлиняющаяся бородаи что с нею делать?!). Но, как ни странно (или наоборот — ничего странного?), «попал в цель» — гном вспушил бороду рукой, его глазки довольно блеснули, и он отвесил ещё один поклон — уже Гараву.

— Оруженосец вежлив, — признал он.

Фередир, протиравший иголку вином, издал неопределённый звук. Гарав показал ему кулак и, осторожно натянув на раненое плечо рубаху, огорчённо стал рассматривать разрез от сабли вастака.

— Какая скотина, — грустно сказал он. — Теперь ещё шить.

Эйнор между тем препирался с хозяином, все претензии которого сводились к яростно-громогласному обвинению: «Подставили!!!» В принципе он был не так уж не прав — и успокоился только когда Эйнор сказал, что они спрячут трупы, уведут коней, а трактирщику сыпанул чуть ли не дюжину кастаров.

Этим пришлось заниматься часа два. Разбуженный на помощь сын хозяина — мальчишка лет десяти, который, в отличие от родителей, образ действий гостей совершенно одобрял, — показал в трети лиги от деревни расщелину, помог — без малейшей брезгливости — перетаскать вастаков и тут же начал настойчиво проситься с кардоланцами, клятвенно обещая не быть обузой, служить, разжигать, варить, чистить, караулить, переносить и быть бесстрашным в бою. За всеми этими хлопотами — от мальчишки удалось отвязаться, только объяснив ему, что все сражения ещё впереди и смелые витязи понадобятся «на местах», — выяснилось, что почтенный Фенодири тихо и без претензий слинял, прихватив с собой всех лошадей вастаков (необычно для гнома) и их кошели. Умаявшиеся и невероятно злые кардоланцы, обнаружившие это только по возвращении в трактир, ошалело помолчали, а потом начали хохотать.