Олег Верещагин - Последний воин

— У нас это называется «жук», — заключил Гарав, садясь на постель и осторожно стягивая рубаху. — Ну вот, ещё и подол кровью заляпал! Да что ж за ночь такая! — Он швырнул рубаху на колени.

— А у нас это называется разведчик. — Эйнор усмехнулся напоследок и стал раздёргивать перевязи.

Фередир, закладывавший на двери засов, обернулся и округлил глаза:

— Думаешь?!

— Уверен. Делает то же, что и мы делали. Скорей всего, выполняет волю этого старого скота Фрора из Мории.

— За что ты о нём так? — удивился Гарав.

Эйнор поморщился:

— Морийские гномы — наши союзники и верные ненавистники зла, это правда. Но правда и то, что их нынешний Государь — старый скот, скряга и негодяй.

Больше рыцарь ничего объяснять не стал, хотя Гарав всем своим видом показывал, что не прочь ещё что-нибудь услышать на эту тему. Но Эйнор просто залез под одеяло и поставил меч точно под руку. Фередир между тем снова и снова проверял мощный засов на прочной двери.

— Выходит, Руэта выступил в поход, — сказал он, возвращаясь к постели и садясь. — Куда, неужели на нас?!

— Скорей всего, — угрюмо согласился Эйнор. — В Зимру, утром — в Зимру, галопом… Сейчас бы ехать, но мы с сёдел попадаем… И вряд ли это одинРуэта.

— Думаешь, и Чёрный Король тоже? — Фередир передёрнулся, сел, выжидательно уставился на рыцаря, как бы надеясь, что тот опровергнет опасения оруженосца.

Эйнор молча кивнул и закрыл глаза, ясно давая понять, что более не скажет ни слова.

Гарав проснулся задолго до рассвета.

Осознав, что не спит, он какое-то время лежал неподвижно с открытыми глазами, прислушиваясь к ночи и привыкая к темноте. Потом тихонько привстал на локте.

Эйнор и Фередир спали — молча, только Фередир по своей всегдашней привычке улёгся на живот между рыцарем и младшим оруженосцем и громко сопел в подушку, обнимая её. Расставленные локти обозначали границу его жизненного пространства — на двоих других обитателей кровати из-за этих локтей пришлась едва половина. Гарав усмехнулся, но тут же вспомнил свой сон, который его разбудил.

Гараву приснился залитый кровью двор и человек в седле — с чёрными с проседью волосами и насмешливым лицом, — разрубающий другого человека за отказ предать.

Руэта Рудаурский.

Плечо дёргало, но это была боль уже заживающей раны — гном не обманул. Вот так. Он теперь знает, как болят заживающие раны, и это почти обычное ощущение. Ох, ещё шёлк выдёргивать… Гарав поморщился в невидимый потолок. Вспомнил тот перевал, через который они проезжали вчера. «Завтра утром, с рассветом, по дороге с той стороны холмов проследует на юг Руэта, князь Рудаура…» — так сказал тот напыщенный болван с золотыми шариками на дурацких усах, похожих на крысиные хвосты…

Дорога там одна. Через пару часов по ней поедет тот, кто ударил Фередира ногой в лицо… Тот, кто верно служит Ангмару…

Мальчишка бесшумно откинул свой край большущего одеяла и тихо спустил ноги с кровати. И в этот момент Эйнор что-то отчётливо и громко сказал на непонятном языке.

— В туалет, — сообщил Гарав, окаменев в сидячем положении. Медленно обернулся, готовый с честными глазами повторить то же самое…

Эйнор спал. Свет из оконца падал на его лицо, бывшее сейчас каким-то призрачным и почти детским, только в углах губ лежали требовательные складки. Рыцарь говорил во сне и не знал, что собирается сделать его оруженосец, уже доставивший столько хлопот…

Тихонько собрав в охапку одежду и оружие, Гарав перестал дышать и, пригибаясь, выбрался за дверь, по миллиметру отодвинув засов. Оказавшись с той стороны, он позволил себе продышаться и только после этого начал одеваться. Потом приложил к двери ухо… тихо внутри.

В зале было пусто и темно, пахло свежей водой от вымытых полов. Когда Гарав выходил наружу, где-то неподалеку заголосил петух и потянуло по двору прохладным ветерком. Положив руку на рукоять Садрона и твердо ставя ноги (внутри временами всё коротко и противно сжималось, как будто давила судорожно-беспощадная невидимая рука), оруженосец прошёл на конюшню. Хсан встретил хозяина ласковым «фрррр…» в ухо — Гарав погладил его храп, покосился на внимательно наблюдавшего Фиона. Ему даже показалось, что сейчас конь спросит голосом Эйнора: «Ну и куда собрался в такую рань, не расскажешь?»

Фион, конечно, промолчал. И Гарав, отвернувшись, принялся засёдлывать Хсана.

Коня оруженосец оставил внизу, у подножья холмов, где лежал густющий непроглядный туман. Но когда Гарав трусцой поднялся вверх, там было чисто и почти светло — солнце готовилось взойти. Весеннее утро было холодным и обещало тёплый ясный день.

Перевал с холма был как на ладони. В четверти километра.

Мальчишка стал искать место для засады…

…Гарав ждал.

Двести пятьдесят метров — хорошее расстояние для прицельного выстрела и из огнестрельного оружия. Спешить особо было некуда, он всё промерил по шагам, стараясь сосредоточиться именно на конкретных сиюсекундных действиях — тогда рука внутри отпускала. Страшно, вот что это такое — страшно… Он покосился на лежащий рядом арбалет, осторожно потрогал — нет, скорей погладил — тетиву и лук, в которых ощутимо жила под пальцами тугая страшная мощь, проклятая Церковью в фантастическом мире Пашкиименно за то, что трус и неумеха может убить из арбалета мастера-храбреца.

Хорошо. Пусть он, Гарав, трус и неумеха. Но Руэта не только мастер и храбрец. Он ещё и подонок. Дико, но так бывает: храбрец-удалец — и подонок. Как там у Шекспира? Где грифель мой?! Я это запишу — что можно улыбаться — улыбаться! — и быть мерзавцем!!! Хм, это тоже он сам выдумал? Хорошие стихи.

— Не подведи, — пробормотал Гарав арбалету. — Только не подведи.

Мальчишка хорошо понимал, что четверть километра для его арбалета — это много, очень много. И дело даже не в расстоянии в первую очередь. Просто те сто пятьдесят килограммов усилия, которые даст его дуга, на таком расстоянии не позволят пробить даже прочную кожаную кирасу. Значит, надо бить в лицо.

Только в лицо.

Гарав положил щёку на руки, скрещенные на прикладе арбалета. И стал думать про Мэлет — мысли были светлыми и пустыми, как прозрачная вода в тихой речке в ясный солнечный день. Других мыслей ему сейчас не хотелось…

…Кавалькада под яркими знамёнами начала переваливать через седловину холма с первыми лучами солнца. Солнце хлынуло с перевала на эту сторону золотистым потоком. Вброд через этот поток впереди отряда скакал всадник в пронзительно-зелёном плаще.