Маргарет Уэйс - Второе поколение

— Да, — сказал он, — я все понял. Хоть и слишком поздно, но понимаю. И ты ошибаешься, дядя, — добавил юноша робко. — Твой плач в ночи был услышан моим отцом. — Поднявшись, Палин твердо посмотрел на архимага. — Я закрою портал.

— Не будь глупцом! — презрительно усмехнулся Рейстлин. — Я не позволю — и ты знаешь это!

— Знаю, — согласился Палин, прерывисто вздохнув. — Ты попробуешь мне помешать...

— Я убью тебя!

— Ты... убьешь меня... — Если голос юноши и дрогнул, то совсем незаметно.

Он протянул руку за посохом, который стоял рядом с креслом Рейстлина. Едва Палин коснулся древка, кристалл вспыхнул холодным белым светом.

— Что за чушь! — прошипел Рейстлин, поворачиваясь в кресле. — Зачем умирать, делая этот бесполезный жест? Это будет бесполезно, уверяю тебя, мой дорогой племянник. Я сделаю все, что задумал. Мир будет мой! Ты умрешь — и кто будет знать об этом?

— Ты, — тихо проговорил Палин.

Повернувшись спиной к дяде, юный маг твердым шагом направился к порталу. Тень стала еще темнее и глубже, так что стена выделялась ужасным контрастом на розоватом фоне Бездны. Теперь Палин чувствовал, как просачивается из портала злая воля, словно вода в трюм потерпевшего крушение корабля. Он думал о Темной Королеве, которая может войти в мир, — и опять пламя войны пронесется по земле, когда силы Добра поднимутся остановить ее. Он видел, как умирают отец и мать от руки дяди, как братья падают, сраженные магией Рейстлина. Видел воинов в чешуйчатых доспехах, летящих в бой верхом на злых драконах, за которыми следуют ужасные создания, порожденные Тьмой.

Нет! С помощью Богов он предотвратит это — если сможет. Но, подняв посох, Палин беспомощно осознал, что понятия не имеет, каким образом закрывать портал. Он чувствовал силу посоха Магиуса, но не знал, как овладеть ею. Рейстлин прав — это глупый и бесполезный жест.

Архимаг за его спиной хохотал, но смех на этот раз не был издевательским — в нем слышалось смятение, почти ярость.

— Это неразумно, Палин! Стой! Не заставляй меня делать это!

Глубоко вдохнув, юноша попытался сконцентрировать энергию и мысли на посохе.

— Закрой портал, — прошептал он, заставляя себя думать только об этом, хотя тело трепетало от страха. Но не страха смерти — сейчас юный маг мог бы сказать об этом с гордостью. Он любил жизнь — и никогда так сильно, как теперь, но был способен расстаться с ней без сожаления, хотя мысль о горе, которое доставит его гибель всем близким и друзьям, наполнила сердце болью.

Но все равно отец и мать узнают, что он сделал. Они наверняка все поймут, неважно, что там говорил дядя. И они будут бороться с Рейстлином и Такхизис, как уже было однажды. «Ты не победишь!» — Палин сжал посох вспотевшей рукой. Он не боялся смерти. Он боялся боли... «Наверное, это будет очень больно — умереть?» Гневно встряхнув головой, юноша обругал себя трусом и направил пристальный взгляд на портал. Надо сконцентрироваться! Выбросить ужас смерти из головы и забыть. Необходимо заставить страх служить ему, не склонять головы! Это шанс закрыть портал, прежде чем дядя...

— Паладайн, помоги мне,— произнес Палин, не отрываясь от серебристого света кристалла, который сиял непреодолимо и неистребимо во мраке наступающей тени.

— Палин! — захрипел Рейстлин. — Предупреждаю тебя...

На кончиках пальцев архимага сухо затрещала молния. Но юноша по-прежнему не отрывал взгляда от посоха. Его сияние стало еще ярче и прекраснее, уничтожив последний страх Палина.

— О Паладайн, — пробормотал он.

Имя Бога милостиво рассеяло звук читаемого заклинания, которое раздавалось позади Палина.

Боль была быстрой, внезапной... и сразу закончилась.

Рейстлин стоял в лаборатории, опираясь на посох Магиуса. Свет навершия погас, и архимаг остался в темноте, такой же густой, как нетронутая пыль, покрывающая пол, магические книги, кресло и опущенный тяжелый бархатный занавес.

Тишина была почти так же глубока, как и тьма. Рейстлин, затаив дыхание, прислушивался, но никто не тревожил ее — ни крыса, ни летучая мышь, ни паук,— потому что ни одно живое существо не осмеливалось приблизиться к лаборатории, охраняемой теми, чья стража будет длиться до скончания мира и даже дольше.

Рейстлину казалось, что он слышит звуки оседающей пыли и текущего времени...

Устало вздохнув, архимаг поднял голову, вгляделся во тьму и разорвал многовековое молчание.

— Я сделал то, что ты хотел, — прокричал он. — Доволен?

Ответа не было, только мягко перемещалась пыль в вечной ночи.

— Нет, — пробормотал Рейстлин. — Ты меня не слышишь. И это даже очень хорошо. Ты не подумал, Даламар, что, вызывая мою иллюзию для своей цели, ты призовешь и меня! О нет, ученик, — горько улыбнулся архимаг, — не гордись собой. Ты хорош, но не настолько. Не твоя магия пробудила меня от долгого сна, было что-то еще... — Он пытался припомнить. — Что я сказал юноше? «Тень в моем сознании»? Да, именно так. Ах, Даламар, счастливчик, — покачал головой Рейстлин, и темнота на мгновение осветилась блеском золотистых глаз, горевших собственным пламенем. — Если б он был таким, как я, ты оказался бы в печальном положении, темный эльф. Через него я мог бы вернуться. Но раз его сострадание и любовь освободили меня из Тьмы, куда я бросил себя, они связывают меня по-прежнему.

Свет глаз померк, и тьма вернулась.

Рейстлин вздохнул.

— Но все хорошо, — прошептал он, прижавшись лбом к древку посоха. — Я устал, очень устал — и хочу лишь вернуться ко сну.

Легкими шагами, не оставлявшими следов в пыли, архимаг подошел к занавесу. Коснувшись бархата, он оглядел лабораторию зрением памяти, которому не могла помешать никакая тьма.

— Я лишь хочу, чтобы вы знали, — крикнул Рейстлин, — я сделал это не для вас, маги! Не для Конклава. И не для брата! У меня был последний долг в жизни, и теперь я его заплатил. Я могу уснуть спокойно.

В темноте архимаг не видел посоха, на который опирался, но это ему было не нужно — он знал каждую пядь деревянного древка, малейшую царапинку и щербинку на его поверхности. Рейстлин любовно погладил посох — тонкие пальцы пробежали по драконьей лапе и по каждой грани холодного, темного кристалла, зажатого в ней. Глаза архимага устремились во Тьму, в будущее, которое промелькнуло перед ним светом черной луны.

— Он будет велик в Искусстве, — сказал Рейстлин с тихой гордостью. — Величайший из всех живших. Он принесет честь и славу нашему делу, благодаря ему магия будет жить и процветать в мире. — Голос архимага угасал. — Все счастье и радость в моей жизни, Палин, мне дала магия. Для твоей магии я дарю тебе...

Рейстлин прижался щекой к гладкому дереву, а затем магическим словом отшвырнул посох прочь. Тот исчез, поглощенный бесконечной ночью. Голова архимага устало склонилась, он положил руку на занавес и погрузился в сон, слившись воедино с тьмой, безмолвием и пылью.