Владимир Свержин - Корни огня

Франки пятились, стараясь удержать щиты сомкнутыми. Каждый из тех, кто прежде выходил на поле схватки, понимал — стоит врагу проломить дрогнувший строй, и его уже не удержать.

Отогнав дракона, абары попытались было обхватить фланги войска кесаря Дагоберта, но дукс Родерико, вовремя предугадав и оценив их маневр, вновь бросил в схватку поредевшие отряды своих всадников.

— Вот и настал час, вот и пора, — шептал себе Дагоберт, делая знак мастеру Элигию застегнуть ремни надетого поверх кольчуги нагрудника. Юный кесарь мельком оглянулся, чтобы понять, видит ли кто-либо, как он дрожит. Кажется, никто. Драконы никогда и ничего не боятся! И никак не могут дрожать! Он молча указал стоящему рядом Бастиану на массивный ларец, который тот держал в руках. «Пора, ждать больше времени нет». — Властитель франков тряхнул головой, пытаясь одолеть спазм, перехвативший горло. Наконец, справившись, он смерил менестреля пристальным взглядом.

— От вашего герцога вести есть?

— Еще нет. Но я клянусь вам, он делает все, что может.

— Я верю. Но время уже на исходе. Пусть это хранится у тебя.

Бастиан начал приоткрывать шкатулку.

— Нет, — овладев собой, выдавил кесарь. — Не сейчас. Оставайся здесь. Если я вдруг погибну, надень это на себя и требуй от них повиновения.

— Я?! — вздрогнул от неожиданности Ла Валетт. — Разве я смогу?

— Никто другой точно не сможет. Ты уже один раз заменил меня. Если погибну, сделай это еще раз. Если они не смогут уйти обратно в ущелье, это, вероятно, сработает.

— А может и не сработать?

— Не знаю, — коротко выдохнул Дагоберт.

— А если нет? — в тон ему спросил Бастиан.

— Тогда все умрут. Нам их не остановить. Это последний шанс, очень слабый, правда, но все-таки… — Юный кесарь закрыл глаза, чувствуя, как в висках его распространяется жаркий, всепоглощающий пламень отчаянно пульсирующей драконьей крови. Он нащупал сознанием каждый пылающий внутренним огнем камень на стальном нагруднике. — Родная кровь, — прошептал он, ощущая, как пульсируют камни в такт ударам сердца. — Давай же, давай же!

Дагоберт поднял руку, и позади скрежетом железных челюстей послышался лязг доспехов и звук обнажаемых мечей. Комисы личной гвардии кесаря сомкнулись перед ним, готовые умереть, но не отступить, защищая государя.

— Вперед! — поднявшись в стременах, выдохнул Дагоберт. Ему казалось, что он произнес это чуть слышно, однако для всякого, замершего сейчас в ожидании команды, она прозвучала настоящим драконьим ревом, не слабее труб иерихонских.

— Вперед! — пронеслось над строем. — Руби!

Абарец, отперший ворота, наклонился над тачкой.

— Э, что это у тебя?

— Меч, — коротко ответил Карел, вонзая острие кинжала в затылок жреца. В следующий миг он уже перерезал ремешок амулета. Стоявший чуть поодаль стражник кинулся было к нему, но споткнулся о вовремя подставленную Фрейднуром тачку и тут же распрощался с головой.

— Кто хочет жить, вперед! — скомандовал принц Нурсии. — Хватайте оружие!

Опешившая в первое мгновение толпа, бесцельно слонявшаяся босиком по невероятно прекрасному, залитому волшебным сиянием монолиту пола, почуяв смешанный с гарью запах свободы, с возбужденными криками бросилась к каменным ступеням, ведущим на второй этаж.

— Приди, Господь, и дрогнет враг, — нежными детскими голосами затянула капелла папского легата. Ей вторили певчие франкских земель, пришедшие обеспечить поддержку Сокрушителя воинств бездны сражающимся во имя его.

Тысячи луженых глоток поседевших в боях комисов и зеленых юнцов, впервые поднявших меч на ратном поле, с опьяняющей радостью подхватили священный гимн. Неспешным шагом, с кружащим голову гибельным предвкушением кровавой сечи выступили франкские, бургундские, лангедокские, армарикские… пришедшие со всех концов меровингских земель всадники.

И там, где каждый из них вчера еще дрогнул, увидев неодолимое абарское воинство, сегодня они рвались в бой за родину и веру, не спрашивая, что это за родина и какова суть догматов веры. Их медленный шаг становился все быстрее и уверенней. Стук копыт сливался в мощный гул. Казалось, за этим громом незамедлительно последует молния божьего гнева. Пологий голый склон холма быстро заполнялся комисами, чья решительность не имела границ, а храбрость — примера.

Кони перешли с шага на рысь, с рыси — на галоп, и песня уже перерастала в единый рев, заставлявший содрогаться мрачные скалы.

Абары, завязшие в рукопашной с плотным строем франкских щитоносцев, моментально отреагировали, завернув крыло фланга, которым совсем недавно пытались охватить упорно сопротивляющегося противника. Это несколько ослабило их натиск, и очень кстати. То, что еще совсем недавно представляло собой непреодолимую стену окованных железными полосами щитов, увенчанных металлическими умбонами, теперь больше напоминало развороченный бурей щелястый забор.

Всадники, мчавшие огромным клином, врубились в абарское войско, уже потерявшее изначальную стройность, но все же сохранявшее монолитность родовых отрядов. Направленный Дагобертом клин вошел точно меж них: разноцветные конские хвосты, венчавшие шлемы, позволяли легко определять границы между отрядами.

— звенели голоса на холме, и лязг мечей вторил ему стократным эхом. Клин франкской конницы входил все глубже, рассекая абарское войско и заходя ему в тыл. Дагоберт мчался среди плотного кольца отборной своей рати, и сердце его рвалось из груди, как попавшая в силки птица.

«Сейчас бы», — молил он Провидение, но чуда не происходило — зажатые в тиски абары продолжали рубиться с невероятной яростью. И едва ли не каждый их удар достигал цели.

Дракон еще дважды пикировал на сбившихся в плотную толпу абаров и поливал их струями пламени, но те, даже охваченные огнем, живыми факелами устремлялись на врага, стремясь прорвать его строй.

Дагоберт с силой зажмурил глаза, отрешаясь от всего вокруг. Перед его внутренним взором пронеслись странные, отчего-то застрявшие в памяти картинки: вот он пару лет назад с деревянным мечом пытается достать хохочущего отца, тот безоружен и просто уклоняется от ударов; вот Гизелла удивленно рассматривает его сбитые колени, и те прямо на глазах затягиваются, не оставляя даже следов. «Драконья кровь», — шепчет мать.

«Драконья кровь, — вторит ей сейчас Дагоберт, ощущая через рубаху, поддоспешник и кольчугу, как разогреваются и пульсируют в унисон его дыханию камни на чудесном нагруднике. — Давай же, — шепчет он, умоляя невесть кого. — Давай!»