Владимир Свержин - Корни огня

Воины еще сражались, воя от ужаса и боли, но это были уже совсем не те абары, что недавно теснили строй всадников дукса Родерико. Они попытались было прорваться к опрокинутым возам, чтобы снова укрыться в ущелье. Не тут-то было — франкские комисы были уже повсюду. Сам Дагоберт не слышал, не видел и не осознавал этого. Его взбесившийся от ужаса конь мчал в самую гущу абарского войска, расступавшегося при появлении драконида. И оставшиеся в живых бароны личной свиты, храбрейшие из храбрых, прорубались ему вослед.

Юный кесарь даже более не поднимал меча. Его окружали драконы, огнедышащие, сокрушающие все на своем пути. Могучие незримые драконы! Он чувствовал, как вскипающая кровь яростным потоком несется по его жилам. И нет больше ни мальчишки Дагоберта, ни драконов, ни врага, пятящегося, но еще плотно обступающего крохотный и все редеющий отряд телохранителей. Есть неумолимое, обращающее камень в огонь желание — его непререкаемая воля.

Гулкие удары раздавались все чаще.

— Бейте! Крушите! Вот тут, где темная полоса! — во всю мощь командовал богемец. — Вот досюда, где она заканчивается. Тащите все, чем можно бить. Меняйтесь, как только чувствуете усталость.

Посохи жрецов, найденные в храме копья и ломы, а то и просто обломки гранита, валявшиеся на галерее после атаки дракона, — раз за разом обрушивались на сияющий внутренним огнем пол. Тот надсадно трещал, поддаваясь под тяжестью ударов.

— Давайте, давайте! Сильнее, не бейте в одно место, распределитесь по всей длине оси! Не останавливайтесь!

И снова удары, и снова треск и каменные брызги во все стороны.

— Что-то происходит с камнем! — крикнул один из освобожденных пленников. — Он становится мягче, точно плавится.

— Да, да, — подхватили другие. — Мягче и горячее.

— Бейте! — кричал сэр Жант. — Крушите, не останавливайтесь!

Грозный треск заглушил его слова. Карел увидел, как пол начинает ломаться прямо у него под ногами. Да что там ломаться — камень начинает закипать, пузырясь и лопаясь.

— Все на галереи! — тут же скомандовал он и метнулся к каменным помостам, идущим вдоль стен. — Бегом марш!

Пленники не заставили себя упрашивать. Они жались к каменной толще, с ужасом наблюдая за происходящим. Раскуроченная гладь пола кипела и пузырилась, становясь на глазах красной, потом ярко-голубой, выбрасывая шипящие гейзеры на высоту человеческого роста. Треск становился все сильнее и отчетливее.

— Все из храма! — скомандовал Карел. И в тот же миг плита, сорвавшись с одной из осей, рухнула в зияющую под ней бездну, дробясь, вскипая и взрываясь на лету.

Чья-то сильная рука тряхнула кесаря за плечо.

— Они падают! Глядите, они падают!

— Что?! — Дагоберт огляделся, не в силах понять, что происходит. Драконов больше не было.

— Это я, Магнус, сын Магнуса. Вы помните меня?

— Да, — коротко выдохнул повелитель франков. Поле боя резко изменилось с тех пор, как он видел его последний раз. Прежде несокрушимые, точно живые утесы, абарские воины теперь едва ползали, бессмысленными взглядами озирая разъяренного врага, в ожесточении убивающего тех, кто еще совсем недавно сам нес гибель на остриях всесокрушающих клинков.

— Стойте! — Дагоберт поднялся в стременах. — Приказываю взять их живыми.

Лис появился из-за дерева, прилепившегося к горной круче, и спрятал последнюю стрелу обратно в колчан.

— Вот такой тут у нас допинг-контроль! — подытожил он. — А ничего так, молодец, юноша! — он оглянулся: бывший абарский резидент сидел чуть поодаль, обхватив колени руками. Возле дерева стоял следопыт, ошеломленный картиной огромного побоища. В прежние годы ему доводилось видеть ограбленные деревни и убитых людей, но такого он себе и в кошмарном сне представить не мог.

— Воспрянь, пророк, и виждь, и внемли, — протянул руку в сторону Нурта мастер Рейнар. — Твой выход, пастырь, сними нос с вешалки! Тебе еще объяснять собратьям, шо это с ними было и как им, по результату, повезло. За дело! Как там было: «узнай истину, и она сделает тебя свободным».

Фрейднур бежал, как не бегал никогда прежде. Каменное чудовище мчало за ним, и северянин даже спиной чувствовал взгляд его багровых, горящих вечной ненавистью глаз.

«Долго я так не смогу», — безнадежность их затеи вдруг ясно представилась ему. С одной стороны — горы, там каменный демон как дома, с другой — степь, — ровная, словно надгробная плита, да еще и с пожаром впереди. А позади слышится топот настигающей твари.

Фрейднур резко метнулся влево. Хаммари проскочил мимо, но быстро сориентировался, бросился вперед, стараясь заставить не в меру резвого врага повернуть к святилищу. Не тут-то было: северянин, не давая зажать себя в тиски, зайцем отпрыгнул в одну сторону, затем в другую и вновь припустил со всех ног. На этот раз чудище не делало попыток отсечь ему путь и даже как-то радостно потрусило следом. Странная конструкция задних и передних ног не делала хаммари бегуном, скорее, он был приспособлен для мощного прыжка из засады. Но, обладая невероятной силой, он мог бежать очень долго.

«Урочище, — внезапно догадался Фрейднур. — Впереди урочище! Он гонит меня туда. — Ему живо вспомнились каменные склоны, провалы между отвесных скал, почти доверху забитые костями. Десятый сын Зигмунда вдруг представил себя среди этих костей, как его обглоданный временем череп бессмысленно таращится в небо. — Ну уж нет! Это мы еще посмотрим! — Он припустил из последних сил. Хаммари не уставал. — Вот и склон».

Фрейднур взмахнул руками и, точно в воду, бросился вниз. Стон ужаса был ему ответом.

Вслед за северянином в груды костей и гниющего мяса, свирепо щелкая челюстями, рухнул хаммари. Фрейднур быстро пополз от него на четвереньках по костистым останкам, стараясь разорвать дистанцию и обнажить меч. Проваливаясь по пояс в море костей, каменный монстр брел вперед, силясь дотянуться до обидчика. Вот он взмахнул лапой, пытаясь достать Фрейднура. Воин уклонился и ткнул острием меча в глаз ближайшей щучьей морды. Чудовище взвыло, рванулось вперед.

Барон попытался было повторить успех, но чуть замешкался. Хаммари ухватил его когтистой лапой и притянул к себе, распахивая обе густо усаженные клыками пасти. Ярость клокотала в нем, вырываясь наружу брызгами темной слюны, обугливавшей кость. Храбрый сын Зигмунда Сурового выставил клинок перед собой, пытаясь вогнать его в разверстую пасть.

И в этот миг то, что еще мгновение назад можно было принять за кучу тряпья, вдруг поднялось, уцепившись за каменное плечо чудовища, и ткнуло прямо в пасть хаммари чем-то острым. Тот отбросил живую развалину шагов на двадцать, щелкнул челюстями и внезапно застыл, удивленно оглядываясь. Затем испустил неожиданно высокий, звенящий, как визг циркулярной пилы, протяжный вопль, переходящий в стон, и сделал яростную попытку выпрыгнуть из провала.