Юлия Федотова - Наемники Судьбы.Пенталогия

Хельги не ошибся. Так дело и было, за небольшим уточнением. Не утопили мастера Блума, а сожгли. Чтобы не творил неугодное Богам…

Произносить речи Павел Степанович любил всегда, вполне заслуженно считал себя искусным оратором. Без хорошо подвешенного языка на кафедре научного коммунизма делать нечего. Равно как и во главе тоталитарной секты.

А за последние годы он и вовсе поднаторел. Теперь он не просто складно говорил. Он научился распалять себя, едва ли не вгонять в транс. Начинал негромко и задушевно, постепенно поддавал жару, начинал кричать, кривляться, брызгать слюной – и толпа заворожено внимала ему. Ораторствуя, он изрядно смахивал на фюрера или, скорее, Муссолини (если не искать более поздних исторических аналогий). Он культивировал это сходство сознательно, так сказать, перенимал полезный опыт. Даже перед зеркалом репетировал, принимал горделивые позы. Пусть сам себе неприятен, пусть даже смешон – так ведь действует же! И не раз выручало в трудную минуту. Выручит и теперь.

– Возлюбленные дети Умрана и Эрды! Братья и сёстры мои! – взывал Пращур трагически. – Опомнитесь! Вы ли это, коих мнил я вечным оплотом истиной веры, посмели поддаться жестокому обману? С каких пор слова живых мертвецов стали значить для вас больше, нежели слова Родителей и Прародителей ваших?! Коварный враг готов на всё, чтобы пошатнуть вас в вере вашей! Ожившие твари, те, коих даже чистая вода отказалась принять в себя, есть порождения сил зла, исчадия тьмы. Лживые речи их – суть козни…

«Дьявола» – хотел сказать он. Но не сказал. Он вдруг понял с устрашающей ясностью, какую ошибку совершил.

Он придумал богов, но забыл придумать вечного их противника! О дьяволе он позабыл! Теперь его почувствованные слова о враге рода человеческого, о силах света и тьмы и их коварных кознях пропадали впустую! В его родном мире они были бы понятны любому, верующему и неверующему… Да что там! Каждый дошкольник прекрасно знал, кто такой чёрт и что от него ждать.

Но здесь всё было иначе. Здесь были боги – свои и демоны – чужие. И нравом они, порой, отличались злобным, и те, и другие. Здесь были Силы – равнодушные, безразличные. И беду смертным они несли так же часто, как добро – им было всё равно, они не разбирали. Но здесь не было главного – представления об абсолютном персонифицированном Зле.

Слишком разные народы населяли Старые Земли, слишком разным было восприятие жизни, чтобы однозначно разделить её на чёрное и белое. Здесь не противопоставляли Свет и Тьму, здесь избегали давать оценки, расставлять плюсы и минусы. Великое Добро было недопустимо, потому что неминуемо оборачивалось страшным Злом, границы этих понятий стирались. Образа Всеобщего Врага не существовало вовсе.

Была некая географическая область – Инферн. Оттуда, якобы, шли все беды. Но и его статус рассадника зла в последние годы както пошатнулся. Теперь уже нелепым показалось бы утверждение, что всплывшие утопленники есть засланцы проклятого Инферна. А больше обвинить было некого – не предусмотрел! Самое главное упустил! Лучшая защита – нападение. Но нападатьто и не на кого! Однойединственной речью, пусть даже самой пламенной, сознание народов не перевернёшь, основы мировосприятия не пошатнёшь. Вот в чём весь ужас положения!

Нет, конечно, он не замолчал – не мог себе позволить. Он чтото нёс, импровизируя на ходу, сочиняя о ложных богах, коварных демонах, задумавших отомстить… Выходило путано и неубедительно. Спектакль не удался – он сам это чувствовал. Его слушали с недоумением и тревогой. Ответов не получили, появились новые вопросы, пока ещё не высказанные. Пращур продолжал свою сумбурную, многословную речь, а перебить его никто не осмеливался. Слушали, пытались понять, не понимали. Нарастало глухое раздражение. Если бы не действие камня Ло, оно давно нашло бы себе выход. Но магические чары надёжно держали толпу в узде, спонтанного бунта можно было не опасаться.

Наёмники на верхушке тумбы заскучали, они не любили долгих торжественных речей. Коекто особенно нетерпеливый уже начинал высказываться в том духе, что идея прийти на площадь была не самой лучшей.

Трудно сказать, сколько времени говорил Пращур – три четверти часа, а может, и целый час, когда ждёшь, время будто нарочно тянется медленно. Он уже почти иссяк и начал повторяться, когда с юга, со стороны леса, донёсся шум. Рыкающий, скрежещущий звук, такой низкий, что мороз пробирал по коже, смешался с нарастающим, многоголосым воплем объятой ужасом толпы…

Миг – и вся площадь пришла в движение. В неё будто врезался живой клин. Задние ряды напирали, спасаясь бегством от когото страшного и пока невидимого. Передние бестолково метались из стороны в сторону, не понимая, что происходит, и что надо делать. Ктото рвался в храм, под защиту богов, ктото наоборот, пытался выбраться из толпы, кулаками прокладывая себе путь в город, третьи стремились на простор, к Океану. Давка была страшенная, истошные вопли задавленных раздавались тут и там. Братья падали, путаясь в длинных подолах ряс, и уже не могли подняться, сотни ног топтались по их телам. Напрасно Пращур дико орал чтото в свой раструб – его больше никто не слушал…

«Накаркал! Боги Великие, это я накаркал!» – Орвуд в приступе раскаяния рвал на себе бороду. Ильза визжала не стыдясь, но голоса её почти не было слышно. Ошеломлённые, смотрели наёмники на обезумевшую толпу. В голове у каждого вертелся один вопрос. Что же могло ввергнуть в такой ужас, заставить спасаться бегством тех, кто давно свыкся с мыслью о возможной близкой гибели, кто безропотно принимал смерть от зубов и когтей ночной нежити, кто готов был в любой момент шагнуть в огонь или воду во имя своих богов?

Ответ не заставил себя долго ждать.

– Вон оно, видите?! – подевчоночьи взвизгнула сотник Энкалетте, вцепившись побелевшими пальцами в первое, что подвернулось – плечо Макса. – Ой, мамочка родная, гадость какая!!!

Тварь была огромна, но не высока – чуть больше человеческого роста – поэтому издалека не сразу заметна. Тёмная, косматая, многоглазая, резво перебирая тонкими, гадко вывернутыми лапами, вползла она на площадь. Своими жуткими, выступающими вперёд челюстями хватала без разбору, людей и нелюдей, вгрызалась в их плоть. Она вызывала не просто страх – непередаваемое, иррациональное омерзение. От одного вида её, казалось, можно было умереть.

– Б…боги и демоны!!! Да что же это чудище такое!!! – хватаясь за меч, взвыл Рагнар.

Ответа на свой крик души он не ждал, но тот последовал незамедлительно.