Джеймс Роллинс - Невинные

— Я такой же, как ты.

Корца прикрыл глаза, не в силах поверить услышанному. Он безмерно устал.

Бернард тряс Руна, пока тот не открыл глаза снова. Старый священник поднес лицо Руна к своему, будто для поцелуя. Бернард призывно разомкнул губы, но Руна поприветствовали длинные острые зубы.

Корца вытаращился на наставника — человека, которого знал много лет, человека, который был вовсе не человеком, а зверем.

— Я алчу так же, как и ты, сын мой, — низкий голос Бернарда наполнил Руна спокойствием. — Я тешил злобные вожделения.

Рун силился понять.

Отец Бернард воплощал добро. Он нес утешение недужным и умирающим. Приносил надежду живущим. Без него большинство святых отцов в этом самом монастыре ни за что не отыскали бы свой путь к Богу.

— Для нас есть путь, — промолвил Бернард. — Это самая трудная стезя, по коей может шествовать священник, но мы способны творить добро, способны служить Церкви так, как никто другой. Господь нас не покинул. Мы тоже можем жить в Его благоволении.

И с этими словами Рун погрузился в глубокий колодец сна, позволив этой непреходящей надежде укротить его жажду крови и посулить ему спасение.

Очнувшись от своей епитимьи, Корца узрел склонившегося над собой кардинала, и те же бездонные карие глаза сияли ему той же любовью и заботой.

Тогда Бернард спас его.

И все-таки теперь Рун знал и бедствия, последовавшие за этим единственным актом милосердия, воображая глаза Элисабеты, ее лукавую улыбку, смерти и страдания, шедшие за ней по пятам.

Вероятно, если бы Бернард позволил ему умереть, он сослужил бы миру лучшую службу.

20 декабря, 06 часов 07 минут

по центральноевропейскому времени

Близ Неаполя, Италия

Элисабета прижимала Томми к боку, чувствуя, как его время от времени прошивает дрожь — наверное, при воспоминаниях об огне и взрывах. Она ни разу не видела подобного сражения — два противника летают, как ястребы, дым с визгом вырывается из невозможных пушек у них в носах, от грохота сотрясается даже воздух. Схватка наполнила ее ликованием и благоговением, но ужаснула отрока.

Оный прижался к ее плечу, ища утешения.

Элисабета вспомнила, как другая винтокрылая повозка взорвалась и скатилась в море, затонув, как корабль, получивший пробоину. Она представила, как Руна разносит в клочья, но, как ни странно, не нашла в этой картине ни капельки удовлетворения, только огорчение.

Он должен был умереть у меня на руках.

Не могла она пренебречь и ощущением пустоты от утраты. И теперь исследовала эту пустоту, понимая, что это не горе — во всяком случае, не совсем горе. Скорее мир без него стал как-то неполон. Рун всегда наполнял ее жизнь, даже тогда в замке, еще до обращения — с его частыми визитами, долгими беседами, долгим чреватым молчанием. И после той кровавой ночи он продолжал определять ее жизнь, дав ей, по сути, новое рождение. И с той поры всегда преследовал ее призрачной тенью — даже в этот современный мир.

А теперь просто исчез.

— Почти приехали, — сообщил Искариот, махнув рукой в сторону волшебного зеркала — экрана — перед ними.

Элисабета перенесла внимание вперед. Экран показывал темную береговую линию, испещренную россыпью огней. Далее к востоку на небе забрезжили бледные предвестники зари. Элисабета ощутила ее приближение в наваливающейся на нее апатии, заставляющей почувствовать себя вялой и медлительной.

Внезапно их экипаж вильнул прочь от скопления огней, отмечающих Неаполь, и повернул к тонущему во мраке участку берега под высокой горой с узенькой полоской песчаного пляжа у подножия. Верхушка горы была срезана, что выдавало в ней один из множества старых вулканов, испещривших этот район южной Италии, но его склоны давным-давно поросли густыми лесами, осеняющими глубокие озера.

— Где мы? — полюбопытствовал Томми, зашевелившись у ее бока.

— Это Кумы, — ответила Элисабета, глядя поверх макушки отрока на Искариота.

— Мы собираемся в гости к старому другу, — загадочно добавил Иуда.

Элисабета не питала особого интереса к персоне, которую Искариот может считать другом.

Достигнув берега, их экипаж пронесся над самым песчаным пляжем, поднимая тучи пыли, и опустил их на землю в облаке песка.

Графиня почувствовала, как Томми оцепенел у нее в объятьях. Должно быть, знает, что участь его уже близка, и справедливо боится ее. Элисабета вспомнила инструкции Искариота, что она должна успокаивать отрока, разыгрывая из себя его няньку. Она покрепче обняла рукой его худенькие плечи — не потому, что была обязана, а потому, что дитя нуждается в этом утешении.

Наконец, экипаж плюхнулся на землю. Поднятый песок осыпался, открыв вид на море с одной стороны и на отвесные скалы — с другой. Искариот открыл свою дверь, впустив запахи, соли и жженого дегтя.

Все выбрались наружу.

Как только стопы Элисабеты ощутили песок, ее острых чувств коснулась иная нота.

Дуновение серных миазмов.

Она поглядела на обращенные к морю утесы этого древнего вулкана, зная, что расположено глубоко внизу, под охраной древней сивиллы.

Вход в Гадес.

Стоя рядом с ней, Томми уныло смотрел на темное море, наверное, представляя, как погибали люди там, вдали, и гадая о собственном роке. Элисабета взяла отрока за руку и ободряюще сжала его пальцы. Она будет играть свою роль, как приказано, выжидая своего часа, доколе не выпадет возможность бежать.

Окидывая взглядом эти пустые воды, Батори вновь была потрясена ощущением пустоты от утраты. И не только Руна. Она видела мысленным взором свои имения, детей, семью. Пропали все и всё.

Я в этом мире одна одинешенька.

Томми прижался к ней, и Элисабета прижала его в ответ. Отрок поглядел на нее сверкающими в лунном свете глазами. Взгляд его был полон страха, но в то же время и благодарности, что она рядом.

Он нуждается в ней.

А я нуждаюсь в тебе, внезапно осознала она.

Искариот присоединился к ним, ступив вперед, окруженный мельтешением изумрудных крылышек мотыльков, выпущенных из камеры в боку повозки. Не желая шарахаться от невысказанной угрозы, Элисабета выпрямилась еще более горделиво.

— Пора, — сказал Иуда, беря Томми за плечи.

И повернул отрока лицом к утесам — и его участи.

06 часов 12 минут

Эрин держала тяжелую голову Христиана на коленях, пока Джордан подводил идущую по инерции накренившуюся лодку к темному причалу нефтяной платформы. Они остались на борту лишь втроем. Рун и Бернард скользнули в воду еще в сотне ярдов от буровой, чтобы самостоятельно добраться до пристани вплавь. Издали она заметила какое-то мимолетное мелькание теней, услышала сдавленный крик, а затем Рун вспышкой просигналил, что можно подходить к пристани без опаски.