Клайв Льюис - Хроники Нарнии

И вот огляделся я и узрел небо и простор, напоенный сладчайшими ароматами. И сказал я: о боги, сие место предивное — должно быть, попал я в землю Таша. И направил я стопы свои в даль, дабы найти его.

Шел я и шел среди трав и цветов, среди всякого вида деревьев, и прекрасных и полезных вместе. И вот! Был там тесный проход меж двух скал, где настиг меня Великий Лев. Бежал он быстрее страуса, размером же был как слон, грива его — чистое золото, очи его — как золотой расплав в печи. Был он ужаснее огненной горы Лагор, и столь же прекраснее всего сущего в мире, сколь цветущая роза прекраснее праха пустыни. Пал я в ноги ему и помыслил: несомненно, пришел мой смертный час, ибо Лев (достойнейший всякого восхваления) ведает, что во все дни моей жизни служил я Ташу, а не ему; но лучше узреть Льва и умереть, чем быть тисроком, владыкой всего мира, и жить, не видев его. Однако сей Великолепный склонил ко мне свою златую голову, коснулся языком лба моего и молвил:

— Сын мой, добро пожаловать.

Я же ответил:

— Увы, повелитель, не сын я тебе, ибо служу Ташу.

Он же сказал:

— Дитя, ты служил Ташу, как мне.

И тогда, пожелав большей мудрости и постижения, преодолел я мой страх и оспорил Великолепного, говоря:

— Повелитель, разве сказанное обезьяной истинно, будто ты и Таш суть одно?

И взревел Лев так, что земля всколебалась (но гневался не на меня), и сказал:

— Это ложь. Ибо я и Таш не едины, но противостоим один другому, и слугам Таша воздаю я по заслугам, ибо ради меня и ради него творятся дела столь разные: что делается ради меня, не может быть мерзким, что же делается ради него, не может быть не мерзостным. Посему, коль скоро кто поклялся именем Таша и соблюдает клятву, ибо поклялся, стало быть, клялся он моим именем, хотя и не знал того, и я воздам ему по заслугам. Когда же кто творит беззаконие во имя мое и призывает Эслана, не меня он призывает, но Таша, и от Таша ему воздастся. Понял ли ты, дитя мое?

И я отвечал:

— Тебе то известно, о повелитель, сколь много постиг я из слов твоих, — и еще я сказал (ибо не мог я лгать): — Но во все дни моей жизни стремился я к Ташу.

— Ах, возлюбленный мой, — молвил Великолепный, — когда бы стремился ты не ко мне, путь твой был бы не столь долог и прям. Ибо к чему стремишься, к тому и приходишь.

И дыханием своим он утишил дрожь в членах моих, и встал я на ноги. И не много было слов после этого сказано, но предрек он мне, что я вновь встречусь с ним, и что путь мой лежит ввысь и вдаль. И обернулся он золотым вихрем и вдруг исчез.

И вот, о короли и королевы, я блуждаю по сей земле, дабы вновь увидеть его, и великое счастье поразило меня так, что ослабел я телом. И величайшим я почитаю чудом, что меня он назвал возлюбленным, тогда как я воистину пес шелудивый…

— Вах! Что ты сказал? — гавкнула одна из собак.

— Сударь, — сказал Эмеф, — это всего лишь калормен-ский оборот речи.

— Не очень-то мне нравится такой оборот, — ответила собака.

— Ничего страшного, — возразил пес-вожак. — В конце концов, мы же ругаем наших кутят паршивыми мальчишками, когда они не ведут себя должным образом.

— Это точно, — согласилась собака, — А девчонок называем с…

— Тихо! — воскликнул пес-вожак, — Это слово не произноси. Помни, где ты находишься.

Но тут Джил воскликнула: «Ой! Кто это?» Все обернулись и увидели изящное серебристо-серое четвероногое существо, довольно робко приближающееся к ним. Долго они пялились на пришельца — наверное, можно было успеть досчитать до десяти, — пока кто-то не воскликнул: «Так ведь это же Глуп!»

Никто из них не видел ишака при свете дня да без львиной шкуры, теперь он стал неузнаваем. То есть стал он как раз таким, каким и был: симпатичным ишачком с такой мягкой серой шкуркой, с такой нежной честной мордахой, что любой, увидев его, сделал бы то же самое, что Джил и Люси, — бросился бы ему навстречу, обнял бы за шею и расцеловал в нос и уши.

Когда же его спросили, где он был, он ответил, что вошел в дверь вместе со всеми, но, по правде говоря, стоял в сторонке, подальше от Эслана. Потому что, увидев настоящего Льва, так устыдился всей этой глупости с переодеванием в львиную шкуру, что не смел поднять глаз. А потом, увидев, что друзья его двинулись на запад, и к тому же пощипав травки («потому что я в жизни не видел такой сочной травы»), он набрался храбрости и пошел следом.

— Но что мне делать, если я встречу Эслана, я просто не знаю. Потому что… — И Глуп опустил голову.

— Вот увидишь, все будет хорошо, — улыбнулась королева Люси.

И снова, теперь уже все вместе, они двинулись на запад, туда, куда прыгнул Эслан, взывая: «Выше и дальше!» Множество других существ не спеша продвигались в том же направлении, но зеленое пространство было обширно и места хватало всем.

Раннее утро длилось, и воздух дышал утренней свежестью. Время от времени путники останавливались и озирались, отчасти для того, чтобы полюбоваться красотой этого мира, отчасти потому, что им что-то казалось странным.

— Послушай, Питер, — сказала Люси, — как по-твоему, где мы находимся?

— Не знаю, — отвечал верховный король. — Все это мне что-то напоминает, но не могу понять — что. Как будто мы здесь уже были. На празднике. Совсем еще маленькими.

— Веселый, должно быть, был праздник, — подхватил Юстейс. — Готов поспорить, в нашем мире таких мест нет. Поглядите, какое все яркое. Разве в нашем мире бывают такие синие горы, как вон те, на горизонте?

— Может быть, это страна Эслана? — предположил Тириан.

— Но она совсем не похожа на гору Эслана, что стоит за восточным пределом вселенной, — заметила Джил. — Я же видела ту гору своими глазами.

— Если хотите знать, — молвил Эдмунд, — это очень похоже на Нарнию. Вон те горные хребты впереди, а за ними снежные вершины — разве они не похожи на горы западной Нарнии и на те, что дальше, за водопадом?

— Да, похожи, — откликнулся Питер, — Только они слишком высокие.

— Горы, может быть, и не нарнианские — сказала Люси. — Но посмотрите-ка вон туда, — она показала налево, и все остановились. — Вон те холмы, прекрасный лес и синева за ними — совсем как южный предел Нарнии.

— Похоже! — воскликнул Эдмунд, прервав молчание. — Да, точно! Вон гора Пайр с раздвоенной вершиной и проход в Арченланд, и вообще…

— И все же они не совсем такие, — заметила Люси. — Они другие. Ярче и выше, я же помню, и какие-то… какие-то… Не знаю, как сказать….

— Настоящие, — осторожно подсказал господин Дигори.

И тут орел Прозорл, паривший кругами высоко в небе, сделав круг, приземлился.

— Короли! Королевы! — вскричал он. — Мы все просто слепые. Я, кажется, понял, где мы. Сверху я увидел все — и Великогорье, и Бобриную плотину, и реку Великую, и Кэйр-Паравел — он все еще сияет на берегу моря. Нарния не погибла. Вон она — Нарния!