Клайв Льюис - Хроники Нарнии

— Да, это правда, — отвечал Дигори, — но мне кажется, будто это было вчера.

— И крылатые кони тоже правда?

— Разумеется, — отвечал Дигори.

Но тут собаки залаяли:

— Быстрее, быстрее, вперед!

Так они и бежали, все быстрее и быстрее, пока бег не стал похож на полет, и даже орел не мог обогнать их. Одна извилистая долина за другой, крутые подъемы (не замедляя бега) и спуски, горные реки — вброд, горные озера — вплавь (подобно живым быстроходным катерам), покуда на дальнем берегу одного из озер, синих как бирюза, не увидели они гладкий зеленый холм. Холм, крутой, как пирамида; на округлой его вершине — зеленая стена; за стеною — купы деревьев с серебряной листвой и золотыми плодами.

— Дальше! Выше! — взывал единорог, и никто не замедлил бега. Они оказались у основания холма и взметнулись вверх по склону, как морская волна, набежавшая на прибрежный утес. Склон был крутой, как скат крыши, травянистый и гладкий, как площадка для игры в кегли, но никто даже не поскользнулся. И только у самой вершины они замедлили бег и остановились пред огромными золотыми вратами. И никто из них не осмеливался испытать, откроются ли ворота. Одолели те же сомнения, что и в саду: «Это не для меня… достоин ли я?… имею ли право?..»

Так они и стояли в нерешительности, покуда за стеной в саду не раздалась чудесная, звонкая и благозвучная погудка большого рога, — ворота дрогнули и раскрылись.

Тириан затаил дыхание, ожидая увидеть того, кто выйдет им навстречу. А увидел того, кого меньше всего ожидал, — не слишком крупную, но статную, сверкающую глазками мышь, чью голову венчал золотой ободок с алым пером, а левая верхняя лапа лежала на рукояти длинной шпаги. Мышь поклонилась чрезвычайно изящно и пропищала:

— Именем Льва, приветствую вас. Вперед — выше и дальше!

Тут король Питер, король Эдмунд и королева Люси и вправду бросились вперед и, став на колени, приветствовали мышь, восклицая: «Рипичип!» И у Тириана от удивления перехватило горло, ибо он понял, что видит одного из величайших героев Нарнии, мыша Рипичипа, того самого, что отличился в великой битве при Беруне, а затем отправился на край вселенной с королем Каспианом Мореплавателем. Но не успел он осознать, что к чему, как вдруг две мощные руки обняли его и кто-то бородатый поцеловал в щеку, и послышался знакомый голос:

— Это ты, сынок? Однако ты вырос и поздоровел с тех пор, как мы виделись в последний раз.

То были его собственный отец, добрый король Эриан. Но выглядел он совсем не таким, как в последний раз, когда Тириан его видел. Тогда его принесли в замок бледным, израненным в битве с великанами. И даже не таким, каким Тириан его помнил — седовласым воином. Нет, перед ним был человек молодой и веселый — таким он был, когда Тириан, совсем еще дитя, играл с ним летними вечерами после ужина в саду замка Кэйр-Паравела. И он тут же почувствовал вкус хлеба и молока, которые обыкновенно подавали на ужин.

Брильянт же про себя подумал: «Пусть они потолкуют наедине, я еще успею поздороваться с добрым королем Эрнаном. Сколько спелых яблочек он скормил мне, жеребенку». Но тут мысли его смешались, потому из ворот вышла лошадь столь царственная, столь благородная, что даже единорог смутился в ее присутствии — огромная крылатая лошадь. С минуту она приглядывалась к господину Дигори и тете Полли и вдруг заржала: «Родные мои!» А те закричали в ответ: «Вольная Птица! Старушка Вольная Птица!» — и бросились целовать ее.

Но в этот момент Рипичип вновь пригласил всех войти. И вот они вошли в золотые ворота, а там — дивный аромат сада, прохлада и смешение света и тени под деревьями, и пружинящая под ногами мурава, испещренная белыми цветочками. Первым поразило то, что пространство внутри оказалось куда обширнее, чем могло показаться снаружи. Однако времени на размышления не оставалось, ибо к ним со всех сторон поспешали встречающие.

Казалось, все, о ком вы узнали из этих книг (если вы их прочли), были там — и филин Белопер, и лягва-мокроступ Зудень, и король Рилиан Зачарованный, и его мать, дочь Звезды, и его великий отец, сам король Каспиан. Следом шли капитан Дриниан и лорд Бэм, и гном Трампкин, и добрый барсук, и кентавр, и сотни других героев великой освободительной войны. С другой стороны поспешали король Арченланда Кор и отец его Лун, и королева Аравис, и отважный принц Корин Громовый Кулак, и конь Бри, и кобылка Хвин. А за ними — Тириан не верил своим глазам — шли еще более древние: господин и госпожа Бобберы, и фавн Тамнус. Что тут началось! Объятия, поцелуи, рукопожатия, старые шутки (вы даже представить себе не можете, как здорово звучит старая шутка, повторенная пять-шесть столетий спустя), и вся компания двинулась в глубь сада. Там на дереве сидела птица феникс, а под деревом стояли два престола, а на них восседали король и королева, столь величественные и прекрасные, что все преклонили перед ними колени. А как же иначе? Ведь то были король Фрэнк и королева Хелен, прародители всех владык Нарнии и Арченланда. Вы поймете, что ощутил Тириан, коль представите себе, что вы стоите перед ликами Адама и Евы во всей их славе.

Через полчаса — а может быть, через полстолетия, ибо время там течет иначе, — Люси стояла на стене со своим старейшим нарнианским другом фавном Тамнусом и созерцала оттуда всю Нарнию. Холм сверху казался намного выше, чем можно было подумать. Он обрывался сверкающими утесами на такую глубину, что кроны деревьев внизу представлялись крупицами зеленой соли. Люси повернулась и глянула на сад.

— Понимаю, — произнесла она задумчиво. — Теперь понимаю. Этот сад вроде того хлева. Он внутри куда больше, чем снаружи.

— Именно, именно так, дочь Евы, — кивнул фавн. — Здесь чем дальше и выше, тем больше и шире. Изнутри все больше, чем снаружи.

Люси вгляделась и увидела, что сад на самом деле — целый мир, с реками и лесами, горами и морями. Но все это было не чужое — все знакомое.

— Понимаю, — повторила она. — Это тоже Нарния, и эта Нарния прекраснее и подлиннее той, что за пределами стены, настолько, насколько та прекраснее и подлиннее Нарнии за пределами хлева! Понимаю… мир внутри мира, Нарния внутри Нарнии…

— Именно так, — кивал господин Тамнус. — Словно одежки луковицы, с той лишь разницей, что чем глубже, тем одежка больше.

Люси смотрела то в одну сторону, то в другую и вскоре обнаружила в себе самой новую необычную способность: на что бы она ни смотрела, в какой бы дали то ни было, стоило ей вглядеться попристальнее, все становилось четким и близким, как в бинокле. Она могла видеть и пустыню на юге, и город Ташбаан за нею, а на востоке — Кэйр-Паравел на морском берегу, и даже окна знакомых покоев. Далеко за морем видела она острова — остров за островом до самого предела мира, а за его пределами — высочайшую гору, которую они нарекли страной Эслана. Но теперь Люси разглядела, что гора та — одна из многих в кольце гор, окружающих мир. И все это, казалось, совсем близко. Потом она глянула в другую сторону и узрела что-то похожее на огромное цветистое облако, отделенное от сада каким-то пространством. Но вглядевшись, поняла, что это не облако вовсе, но целый мир. И проникнув взглядом в этот мир, она вдруг вскричала: «Питер! Эдмунд! Скорее сюда! Посмотрите!» Те прибежали, взглянули, и зрение их стало столь же острым, как у нее.