Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 8. Операция “Хаос”. Танцовщица из Атлантиды

Труднее всего при обращении сохранить психологические характеристики человека. Я стал волком — с волчьими нервами, железами, инстинктами, и мой интеллект — высокий для волка — все, же был ограничен. Я помнил о цели, которую преследовал как человек, но теперь она казалась мне нереальной, надуманной. И мне пришлось приложить всю мою тренированную волю, чтобы делать то, что нужно, — вместо того чтобы пуститься в погоню за первым попавшимся кроликом. Нечего и удивляться тому, что в былые времена оборотни имели никудышную репутацию, — и лишь постепенно люди осознали, что нужно учитывать изменения в ходе мыслей при обращении, и оборотням стали с детства прививать необходимые привычки.

Как человек я весил сто восемьдесят фунтов, и, поскольку при обращении масса полностью сохраняется, я был весьма крупным волком. Но я легко скользил между кустами, через поляны и овражки и казался просто еще одной тенью. И лишь при входе в город я почуял человека.

Мех на моей спине поднялся дыбом, я распластался в траве — и замер, ожидая. Мимо шел часовой. Это был высокий бородатый тип с золотыми серьгами в ушах — серьги слабо поблескивали в свете звезд. Тюрбан, обернутый вокруг шлема, казался на фоне Млечного Пути чудовищно большим.

Я пропустил его мимо и стал красться следом — пока не увидел следующего часового. Они расположились вокруг всего Троллбурга; под надзором каждого из них была дуга около ста ярдов длиной, и они шагали туда-сюда, встречаясь на границах своих участков. Непросто будет…

До моего слуха донесся новый звук. Я припал к земле. В небо проплыла одна из летающих крепостей противника. Я увидел двоих солдат и пару автоматических ружей. Ковер летел низко, неторопливо, описывая круги. Да, Троллбург охранялся хорошо.

Но как бы то ни было, нам с Вирджинией необходимо прорваться сквозь пикеты… И как мне хотелось в тот момент, чтобы трансформация не лишала меня способности рассуждать по-человечески! Волчья натура побуждала меня просто прыгнуть на ближайшего человека — но тогда на меня набросится весь гарнизон…

Стоп… может, как раз это и нужно?

Я метнулся назад, в заросли. Кот Свартальф цапнул меня когтями и тут же взлетел на дерево. Вирджиния Грэйлок вскочила, схватившись за пистолет, но тут же расслабилась и нервно засмеялась. Я, конечно, мог и сам справиться с магической вспышкой, висящей у меня на шее, но у Вирджинии это вышло быстрее.

— Ну? — спросила она, когда я вновь стал человеком. — Что ты узнал?

Я описал ситуацию и увидел, как девушка нахмурилась и плотно сжала губы. Ну, надо сказать, ее губы были слишком хороши для этого.

— Ничего хорошего, — задумчиво сказала она. — Я как раз и боялась чего-то в этом роде.

— Послушай, — сказал я, — ты ведь сможешь быстро отыскать этого ифрита?

— О да! В Конго я научилась магии поиска. А в чем дело?

— Я нападу на одного из стражей, устрою большой шум и отвлеку их внимание. Ты сможешь незаметно пересечь линию постов, а в городе наденешь тарнкаппен…

Она покачала рыжей головой:

— Я не взяла плащ-невидимку. Их поисковые системы ничуть не хуже наших, так что в нем нет смысла.

— М-м-м… да, пожалуй, ты права. Ну, все равно, ты сможешь в темноте проскользнуть к дому, где прячут ифрита. А уж там — действуй по ситуации.

— Я боялась, что нам придется поступить именно так, — сказала она. И добавила с удивившей меня мягкостью: — Но, Стив, ведь ты подвергаешь себя большой опасности…

— Нет, если они не подстрелят меня серебряной пулей. Но ведь большинство их зарядов из простого свинца! Они используют схему заряда «один к десяти»— из серебра у них лишь каждая десятая пуля. А значит, у меня девяносто шансов из ста благополучно добраться домой.

— Ты лжец, — сказала она. — Но храбрый лжец.

Но это совсем не было храбростью. Можно, конечно, воодушевляться, размышляя о долине Фордж, или Аламо, или холмах Сан-Юан, или о Касабланке, где наша армия остановила три дивизии «пантер» фон Огерхауса из Африканского корпуса — но лишь когда вы сами сидите в тепле и уюте. Однако на меня были наложены военные чары, снимающие страх, хотя и они не избавляли от холодного кома где-то в животе. Но я не видел другой возможности выполнить задание; а если наша попытка провалится — меня ждет трибунал.

— Я им пооткусываю ноги, если они вздумают за мной погнаться, — объяснил я Вирджинии. — А когда я их хорошенько встряхну — постараюсь присоединиться к тебе.

— Хорошо. — Внезапно она поднялась на цыпочки и поцеловала меня, едва коснувшись моей щеки губами.

Мгновение-другое я молча смотрел на нее. Потом, чуть замявшись, спросил:

— Что ты делаешь вечером в субботу?

Она рассмеялась:

— Забудь об этом, Стив! Я служу в кавалерии!

— Да, но война ведь — не навсегда!

Я беспечно усмехнулся, и ее взгляд вдруг изменился. Да, нападение — лучшая из возможных тактик.

Мы обсудили детали операции, насколько это было возможно. Вирджинии предстояла нелегкая задача: скорее всего, ифрита хорошо охраняли, да и сам он представлял немалую опасность. Так что у нас обоих было не слишком много шансов встретить рассвет.

Я снова обернулся волком и лизнул руку девушки. Она взъерошила мою шерсть — и я скользнул во тьму.

Я выбрал того часового, что стоял на шоссе, — но по обе стороны дороги тоже должны стоять солдаты… Да, я увидел людей поодаль, справа и слева от моей жертвы; они медленно шагали взад-вперед. Я притаился за пеньком, ожидая, когда часовой подойдет ближе.

И вот я прыгнул. Я успел заметить глаза и белые зубы на бородатом лице, я услышал крик и, налетев на часового, почуял вонь отчаянного страха. Он упал на спину, молотя руками, — и я вцепился в его горло. Мои челюсти сомкнулись, и мой язык ощутил горячую соль крови.

Я знал, что его крик услышали другие стражи. Два ближайших сарацина бросились на помощь. Я выпустил кишки первому из нападавших и сцепился со вторым.

Он выстрелил. Пуля обожгла меня, заставив пошатнуться. Но сарацин явно не знал, как обращаться с вервольфами. Ему следовало бы стрелять без передышки, пока не дойдет очередь до серебряной пули; ему следовало оттолкнуть меня, может быть, ткнуть штыком, лишь бы выпустить нужный заряд. А он просто бросился на меня, призывая своего еретического Аллаха.

Моя простреленная мышца мгновенно сомкнулась, срастаясь, — и я бросился на сарацина. Увернувшись от штыка и от прицела, я ударил его — довольно сильно, чтобы он выронил оружие, но недостаточно для того, чтобы сбить его с ног. Он устоял, схватил меня за шею и приподнял.

Я двинул его задней лапой по лодыжке. Он, продолжая держать меня, упал навзничь — и я оказался в наилучшей для ближнего боя позиции. Крутанув головой, я стряхнул его руку и рванул ее зубами.