Анна Гурова - Лунный воин

– Проваливай из кухни, дура полосатая, – злобно сказал Мотылек.

Мисук, разумеется, и ухом не повела, только сверкнула глазами из-за ларя.

За столом без Головастика было как-то пусто. Хотя один его запах обычно отбивал у Мотылька аппетит. Зато притащилась кошка и уселась рядом с Кагеру, словно нарочно, чтобы побесить Мотылька.

– Это нечестно, – ворчал тот, накладывая себе комковатую бурую кашу. – Мисук больше всех пакостит, а ее даже попинать нельзя. Вас-то, учитель, она и так боится, а мне что делать, спрашивается?

– Мисук – девица, – заметил Кагеру. – Ударить женщину – оскорбить ее и себя.

– Ха! Девица с грязным хвостом!

Кагеру с непонятным выражением поглядел на кошку, которая старательно умывалась лапкой, делая вид, что каша ее нисколько не интересует.

– Убить женщину, в принципе, можно. В сражении, например. Или казнить. Но оскорбить, унизить – ни в коем случае. Наши предки, традиции которых я глубоко уважаю, и помыслить о таком не могли. Ты, конечно же, не знаешь, что в древнем Кириме женщина считалась главой рода. Мужчина получал власть только на время войны, а в мирное время всем заправляли матери-старейшины… А какие в древности были шаманки – богам приказывали! Мы, нынешние знахари, им в подметки не годимся. Теперешнее гнусное отношение к женщинам, навязанное имперцами, нам еще аукнется.

– А мне казалось, что вы женщин презираете, – с набитым ртом заметил Мотылек.

– Так они все выродились. Имперский идеал женщины – наседка, безмозглая кукла для кухни и постели, которую можно продать и купить. Нынешние женщины и сами на себя смотрят как на товар. Где мудрые старицы, где воительницы, где великие чародейки? Нет их больше! У современных барышень все мысли только о том, как бы понежиться, полакомиться и развлечься. Ах да – и завести любовника. Правда, Мисук?

Кагеру нагнулся и хозяйским жестом почесал кошке загривок. Мисук прижала уши, вздыбилась, зашипела.

– Я рад, милая, что ты со мной согласна.

Мисук фыркнула, гордо задрала хвост и грациозно убежала на улицу.

«Все равно поймаю и всыплю», – подумал Мотылек, проводив ее неприязненным взглядом.

После ужина Мотылек поволок грязную посуду на ручей. Не успел он свернуть за угол кухни, как из зарослей кизила понеслись пронзительные кошачьи вопли.

«Вот паскуда, ни на миг от нее покоя нет!» – устало подумал Мотылек. Он, в общем-то, уже привык, что Мисук по любому поводу орет так, словно с нее живьем снимают шкуру. Но вопли не унимались, и мальчик решил посмотреть.

Кошкины крики привели его к старому развесистому кизилу у восточной стены. «Так я и знал, – подумал Мотылек. – Мисук опять ловит ворону. Что за дом – все время кто-то пытается кого-то съесть…»

Но, подойдя ближе, Мотылек обнаружил, что все обстоит как раз наоборот. Мисук доигралась. В очередной попытке добраться до гнезда она сорвалась – и теперь висела у самой верхушки дерева, зажатая в развилке между двумя ветками. Застряла, видно, крепко – билась, орала и вертелась, как ртуть, но только глубже застревала в развилке. До гнезда Мисук не долезла совсем чуть-чуть. На краю гнезда, прямо над головой кошки, сидела почтовая ворона и глядела на нее сверху с заинтересованным видом.

Некоторое время Мотылек не без злорадства любовался приятным и поучительным зрелищем.

– Вот ты и получила по заслугам, царапучка! – громко сказал он. – Это тебя боги наказали! Будешь знать, как выдавать меня учителю!

Тут Мотылек заметил, что развлекается не он один. Как только Мисук уставала, прекращала метаться и бить по воздуху лапами, ворона тут же клевала ее в голову и отскакивала назад. После каждого удара клювом с кизила разносился новый вопль и шипение.

Мотылек нахмурился. Угодившая в ловушку Мисук как-то перестала его забавлять. Проучить – одно дело, а наслаждаться мучениями кошки он не собирался, тем более – в компании с вороной. Стать таким же, как прочие злобные обитатели дома Кагеру? Да ни за что!

– Кыш, кыш! – заорал он, шаря взглядом по земле в поисках камня, но побоялся попасть в кошку, да и камня не нашлось.

Тогда Мотылек решил влезть на дерево сам. Тонкие ветки кизила гнулись и выскальзывали из-под ног, а кошка застряла довольно высоко, однако Мотылек быстро вскарабкался на самую верхушку. Тут обнаружились новые сложности. Во-первых, ворона решила, что лезет еще один желающий покуситься на ее драгоценное гнездо, и со свирепым карканьем напала на мальчика. Мисук, наоборот, решила, что к вороне идут на помощь, и приготовилась дорого продать свою жизнь. Вскоре Мотылек уже проклинал все на свете. Чтобы вытащить Мисук, ему надо было, чтобы она хоть пару мгновений повисела спокойно, но именно этого она делать и не собиралась. Сильно дернуть ее он боялся, чтобы не сломать ей ребра. Тогда он отпустил кошку и попробовал найти какую-нибудь сухую ветку, как рычаг, но тут кошку снова стиснуло, и она взвыла так, что у Мотылька сердце кровью облилось от жалости.

– Да перестань ты махать лапами, дура! – ругался Мотылек, пытаясь раздвинуть ветки. Мисук шипела и царапалась так яростно, что по рукам мальчика потекла кровь, да и по лицу пару раз зацепило. А тут еще ворона с оглушительным карканьем летала над головой, норовя клюнуть в лоб.

– Бесовское зверье! Зачем я сюда полез?!

Наконец Мотылек рванул на себя кошку и выдернул ее из ловушки. Бока Мисук были ободраны, вся голова липкая от крови – еще немного, и она осталась бы без глаз. Кошка на прощание оцарапала Мотылька, вывернулась у него из рук и свалилась на землю.

– Ах ты свирепая зверушка, – раздался внизу негромкий голос знахаря. – Маленькая упрямая хищница…

Мотылек посмотрел вниз. Под деревом стоял Кагеру. Он держал в руках Мисук, осторожно ощупывая ее окровавленную голову. Мисук все еще дрожала от боевого задора и, встопорщившись, как еж, разъяренно шипела. Молниеносный удар лапой, и на щеке Кагеру появились четыре красные полоски, по коже поползла капля крови. Мотылек вздрогнул. Мокквисин только улыбнулся.

– Все такая же бесстрашная и глупая девчонка, – пробормотал он, спокойно продолжая осмотр кошки. – Когда ж ты угомонишься…

На исцарапанного Мотылька он даже не взглянул.

Головастик явился только под самый вечер. Приплелся во двор, добрел до крыльца и сел, опустив голову на руки.

– Ты где шлялся весь день? – сурово спросил его Кагеру.

– Ходил на старую вырубку, – пробормотал Головастик. Обноски его, обычно грязные и ветхие, стали уж совсем ни на что не похожи, в нечесаных волосах запутались мелкие ветки и клочья мха. Когда Мотылек увидел его лицо, он ужаснулся: оба глаза заплыли, губы раздуло, на скулах и подбородке запеклась кровь… Не лицо, а сплошной синяк.