Улыбающаяся - Дорога из желтой чешуи

Альфа вздохнул, поерзал:

— Я еще вчера понял, что ты либо блаженная, либо нездешняя. У нас давняя война, Гала, между верами и людьми.

— Люди вас… — я замерла не веря, не желая произносить этого слова

— Убивают, — закончил за меня Альфы.

— А вы? — я не была уверена, что хочу услышать ответ.

— И мы… — отозвался Ричард, — как на всякой долгой войне обоим сторонам есть за кого мстить.

— И теперь ты меня убьешь? — страха не было, было странное безразличие, и мысль, что это будет очень глупая смерть.

Альфа вспыхнул, на руках вспухли когти, прорезалась шерсть, зубы удлинились, глаза сменили свой цвет с карих на желтые. Несколько глубоких вдохов и передо мной снова Ричард:

— Знаешь, как появился мой прайд? Давным-давно я, как и всякий порядочный вервольф, жил в стае. Я даже успел найти пару и дождаться щенят, — голос стал безжизненным, ровным, — они пришли на рассвете… Я был молодой и сильный, стоял в первой линии. Меня ударили по голове и спихнули тело в расселину, решив, что я мертв. Утром я выполз на пепелище. Не осталось никого, кроме меня. Тогда я думал, что это проклятие.

— Мстил?

— Мстил. И хотел умереть. А потом нашел Рамзи: его везли в мешке, видимо издалека, чудо, что я в пожитки нос сунул. Ну и пришлось о нем заботится. Потом мы подобрали Чингиза с его матерью — это наши куницы были, ушли к своим потом. И сам не заметил, как стали ко мне сирот приводить и найденышей, иногда даже люди приносили или нелюди. Пришлось месть отложить, детей поднимать, не до мести, когда у тебя рты голодные.

Мы несмело улыбнулись друг другу.

— Ладно, ты тут отдохни, а я пока по делам схожу. Кстати, в доме есть горячая вода, я котел затопил. Рамзи не бойся — он парень неплохой, тебя не тронет. А потом решим с тобой с «говорящей собачкой» и моим долгом, — Серый встал, стряхнул с полотняных штанов крошки и пошел к калитке.

— Слушай, Альфа, — окликнула я Ричарда почти у забора, — а как ты это делаешь? Ну, чтобы я рассказывала, даже если не хочу?

— Дар Альфы, — подмигнул тот, — в стае ему все подчиняются.

— Но я же не в стае, и я будущая гемма… Я всегда так буду? — жалобно спросила я…

— Нет, ты просто по нашим меркам щенок еще, в брачный возраст не вступивший, вот на тебя и действует. И гемма ты пока будущая, вот пройдешь инициацию — я со своим Даром Альфы могу хоть обрычаться, на тебя не подействует, — этот хитрый тип перемахнул через забор, и скрылся с моих глаз.

Мысль о горячей воде будоражила — вот за что я недолюбливаю походные условия — это за отсутствие нормальных удобств: ни помыться, ни постирать толком, иногда приходится спать в одежде. Пришло время посмотреть, наконец, что у меня в рюкзаке и привести себя в порядок. Я расположилась на полу в гостиной, и вытряхнула из рюкзака все на пол.

К сожалению, автомата или какого-либо завалящего меча, положенного любому попаданцу, в рюкзаке не оказалось. Зато, как у любой дачницы, имелись в наличии:

— скромная аптечка состоящая из пяти капсул того самого, жаропонижающе-болеутоляюще-противовоспалительного, пары пакетиков лекарства для желудка, неполный блистер детского лекарства от аллергии, упаковка пластырей, пузырек зеленки и стерильный бинт. Не густо, но могло бы быть и хуже

— пакет с пирожками, яблоками и сыром, собранный Миррой. Пироги надо доесть до вечера

— та самая книга, куда же без нее

— связка ключей.

— разрядившийся мобильник. Вещь абсолютно бесполезная, если бы не специальное, «девочковое» покрытие экрана, из-за которого телефон стал выполнять функцию зеркала.

— щетка для волос, вызвавшая мою бурную радость.

— четыре «бомж-пакета» быстрорастворимой лапши, которой время от времени баловался Сашка.

— пакет сушек «Челночек», моих любимых

— пачка чая, купленная в прошлый раз, и забытого на дне рюкзака

— плитка шоколада, купленная для Мишки

— две смены чистого белья и полотенце, — какое счастье, что я недолюбливаю стирать вещи на даче. С моим размером груди прыгать в маечке а-ля натурель неудобно и некрасиво

— длинная «спальная» футболка с мишками

— джинсы и футболка, в которых я шваркнулась в этот мир, заботливо приведенные в порядок Миррой

— две пары чистых носок, вызвавшие у меня непередаваемый восторг

— абсолютно бесполезный фонарик, в котором надо было поменять батарейки

— самое страшное женское оружие: пилочка для ногтей, которая прекрасно притворяется отверткой время от времени, и маникюрные ножницы.

Я зависла над разложенными вещами, с огорчением понимая, что облегчить рюкзак мне не удастся. Максимум, что я могу выложить без особого ущерба — это фонарик, ну и продукты так или иначе будут съедены. Горестно вздохнув я начала складывать вещи обратно, отложив чистый комплект одежды, и тут, из под клапана бокового кармана выпали голубенькие, детские носочки в смешных желтых цветочках. Мне показалось, что мне в живот въехала электричка — я впервые на каком-то глубинном уровне поняла, что все происходит на самом деле, что я попала в чужой, незнакомый мир и могу в нем застрять. А если я не вернусь — я никогда больше не увижу Сашку и сыновей, моих любимых, теплых, родных мальчишек. Я попыталась вздохнуть, но в груди нестерпимо болело, ужас парализовал мое тело, а из горла вырвался вой. Я не могла представить себе в этот миг, как Серый смог выжить на пепелище, поняв, что потерял всех, кого любил. У меня еще был призрачный шанс вернуться домой, но ужасное чувство потери, беспомощность и страх разлуки заставляли меня корчиться на полу чужого дома и выть.

В дом влетела разъяренная пума, и я поняла, что утром на полянке была только игра в «плохую кису». Сейчас шерсть стояла дыбом, пасть была оскалена, демонстрируя внушительный набор клыков и зубов, когти скребли по полу, хвост яростно хлестал по бокам и пума орала, практически человеческим голосом. Рамзи принюхался, перестал орать и скалится, и повернулся ко мне. С каким-то мрачным удовлетворением я подумала, что сейчас эта злая кошка полоснет мне зубами по горлу, и больше ничего не будет болеть, я упаду в темноту, стану бесплотным духом, и буду рядом со своей семьей — духам же это легче. К сожалению, разум не всегда может подавить инстинкты, особенно инстинкт самосохранения — тело дернулось, и попыталось отползти подальше, голос совсем пропал, поэтому я только сдавленно пискнула. В тот же момент пума метнулась ко мне, я закрыла глаза, и поняла, что меня бесцеремонно ощупывают и поворачивают мужские руки:

— Что случилось? Кто-то был здесь? У тебя что-то болит?

Я только скулила в ответ, пытаясь прижаться к источнику тепла, и открывать глаза отказывалась. Рамзи заставил меня сесть, сам сел сзади, привалил мою спину к своей груди, крепко обнял и начал уговаривать и укачивать, как маленького ребенка, и в его голосе появились мурлыкающие нотки: