Стивен Эриксон - Увечный бог

- Рюсталле Эв, оно охотится за нами?

- Нет, Первый Меч. Думаю, нет. Оно просто... там.

- Поройся в памяти, Рюсталле Эв. Если это действительно угроза, я ее уничтожу.

Онос Т'оолан смотрел вслед ушедшим на север Т'лан Имассам. Первый Меч привлек к себе силу Телланна, защищаясь - устав от атак Олар Этили, он воздвиг вокруг себя непроницаемую стену. Но в этом есть риск. Он слеп ко всему, что вокруг.

"Угрозы тому, чего я ищу, угрозы судьбе, которой я желаю для нас. Только Олар Этиль против меня. Не могу подумать ни о ком ином. Ведь я не бегу гибели, я ее приветствую. Хочу достичь нужного места. Кто пожелает отказать мне в этом?

Рюсталле Эв, в памяти нет силы - разве Ритуал не научил нас этому? Отыщи то, что тебя тревожит, и возвращайся.

Улаг Тогтиль, твой цветистый язык... хотелось бы узнать больше о том сверкающем камне, о чудесной невозможности".

Он продолжил путь. Теперь один на истерзанной равнине. Кончик меча высекает искры из впаянных в почву камней. Позади клубится стена пыли. Живая, полная секретов. Густая от горя и ужаса. Она все выше...

Рюсталле Эв оглянулась и увидела, как Первый Меч одиноко бредет на восток и пыль клубится за ним.

- Он не знает, верно?

- Он слишком замкнулся в себе, - согласился Улаг.

- Гляди на тучу. Мы начали с немногих сотен. Мы оставили тысячу идти следом, как он и приказал.

Но он пробудил Телланн. Он призвал.

- Сколько же, Рюсталле Эв?

- Пять тысяч? Десять?

- Стена велика, Рюсталле Эв.

- Да, - шепнула она.

Еще миг - и они пошли на север.

Туман рассеялся, Грантл обнаружил себя бредущим по свежему снегу. В тысяче шагов слева две расщепленные мачты торчат из белого кургана, ветры намели высокими грудами снег вокруг обломков корабля. Прямо впереди - выступы камня указывают начало прорезанного узкими ущельями горного хребта.

У подножия утесов притулилась с подветренной стороны россыпь сделанных из костей хижин. В воздухе висит дыхание сырой магии.

В груди родился ответный гром; он ощутил, как души воинов подобрались ближе, просыпаются, собирают силы. И пошел дальше.

Услышав кашляющее ворчание, замер, напрягся при виде двух саблезубых котов, только что вылезших из пещеры. Шкуры были покрыты серыми и черными полосами, напоминали затененный камень. Верхние клыки торчали ниже подбородков. Звери смотрели на него, маленькие уши прижались к широким черепам. Ни один не шевелился.

Грантл раскрыл челюсти, зевнул. За хижинами каменная лавина превратила ущелье в пещеру, именно из ее темного устья текли дикие эманации. Не сводя глаз с прохода, он двинулся вперед.

Саблезубые прыгнули к нему.

"Не Солтейкены, не Д'айверс. Просто звери. Охотники. Но они кажутся... голодными". У входа Грантл замешкался, поглядел на больших кота и кошку. "Такие бесстрашные? Чего вам нужно?"

Оказавшись между двух рядов хижин, звери встали; тот, что слева, присел и принялся кататься по тонкому снежку.

Напряжение отпустило Грантла. "Соскучились по компании". Он снова обратился мордой к пещере, скользнул в темноту. Вместо жгучего холода ощутил жару, сырую и затхлую.

"Она там. Она ждет меня.

О, как я ждал этого мгновения. Трейк, я тебя никогда не просил. Не искал. Когда ты меня выбрал, я снова и снова повторял, что это ошибка. Стонни, если бы ты меня сейчас увидела бы - поняла бы. Поняла, зачем я делаю... это.

Почти вижу твой быстрый, короткий кивок - говоришь, что все правильно. Я не вернусь, но все правильно. Мы с тобой знаем: есть места, из которых не возвращаются. Никогда".

Он подумал, не перетечь ли, но решил, что не надо. Пусть встречает его в любом обличье, но он Смертный Меч Трейка. Хотя бы сегодня. Внутри шептал голос, слабый и далекий, приказывал повернуться и бежать... но он не обращал внимания.

Расселина сузилась, пошла в сторону и наконец открылась в просторную пещеру с круглым сводом.

Она стояла перед ним, приземистая мускулистая женщина в шкуре пантеры, наброшенной на голое тело. Мрачные глаза отблескивали золотом, длинные черные волосы обрамляли круглое лицо с широким ртом; полные губы недоброжелательно кривились.

За ней неопрятной грудой виднелись развалины дома. Казалось, древнее дерево проросло под фундаментом, но потом и само погибло. Печаль текла от сломанного здания, в глазах горько защипало.

Под куполом клубился пар, освещенный сверху - словно крыша пещеры загорелась и камень готов растечься от жара. При взгляде на это явление Грантлу показалось, что он может упасть кверху, будучи затянутым в невообразимо громадное царство. "Громадное, да, но не пустое".

Она мысленно заговорила знакомым плавным голосом: - Старвальд Демелайн, Смертный Меч, правит здесь ныне, преображая сам камень. Не осталось других врат. А ты... твой бог в панике? Тебе нельзя быть здесь. Скажи ему, Смертный Меч - скажи моему ребенку - что я не позволю вмешательства.

"Твоему ребенку? Называешь себя матерью Трейка?"

Он ощутил ее раздражение. - Первые Мечи и Первые Герои Первой Империи - мы были народом, гордящимся звонкими титулами. Мало же нам выпало от этого добра. Я родила много детей. Почти все уже мертвы.

"Как и Трейк".

- Первые Герои были избраны стать богами и тем избежать смерти. На равнине Ламатафа в тот день он отдал лишь смертную плоть. Однако, как всякий бог, он не рискует являться сам, и потому создал тебя. Свой смертный меч, оружие воли.

"Напомни, чтобы я поблагодарил".

- Ты должен оставаться в стороне. Идут Элайнты. Если попробуешь им помешать, умрешь, Смертный Меч.

"Нет, ты боишься, что я одержу победу".

- Я не позволю.

"Тогда мы с тобой будем драться в пещере, как я и видел во снах..."

- Снах? Дурак. Это я тебя предупреждала.

"Черный мех... кровь, слабое дыхание... женщина, не твои это послания".

- Мало времени! Грантл, не бросай вызов! - Она раскинула руки. - Погляди на меня. Я Кайлава Онасс, Гадающая по костям, Имасса. Я отринула Ритуал Телланна, моя сила посрамит людских богов. Того, что тут случится, даже я не могу изменить. Понимаешь? Это... неизбежно...

Он ждал таких слов, и все же шерсть встала дыбом на затылке. "Это мы всегда и слышим, не так ли? От генералов, воевод и гнусных тиранов. Оправдания очередной кошмарной эпохи всеобщей резни. Страданий, нищеты и отчаяния. И что мы делаем? Прячемся подальше, терпим. Выживаем. Говорим себе, что так и должно быть... я стоял на крыше, а вокруг умирали люди. От моей руки... Боги! Дом слезился кровью!

Ради чего? Все они - весь гребаный город - весь народ - они умерли ни за что!

Я сказал Трейку, что он выбрал неверно. Я не был солдатом, я презираю войну. Я отвергаю всю кислую ложь о славе и чести - ты, Кайлава, ты жила так долго и должна была видеть, как дети твои поклоняются войне, словно война - какой-то бог!