Стивен Эриксон - Увечный бог

Порыв жаркого ветра ударил его. Он отступил. На два, три, пять шагов.

Синн лезла все ближе.

Воздух воспламенился вокруг нее, красные и оранжевые языки вились на фоне белого пламени тела. Однако из ярящегося, раскаленного ядра все еще смотрели глаза.

"Боги подлые! Она даже не человек! Была ли она человеком? Что же это за тварь?"

Пламя проревело слова: - УБЬЮ! НИКТО НЕ ТРОНЕТ МЕНЯ! СОЖГУ - СОЖГУ ВСЕХ, КТО МЕНЯ ТРОНЕТ! СОЖГУ ВАС ВСЕХ! ВЫ УЗНАЕТЕ, ЧТО ТАКОЕ БОЛЬ!

ТЫ СКАЗАЛ, ЧТО ЖЕЛАЕШЬ ОГНЯ, ЧТО ВНУТРИ МЕНЯ - СКАЗАЛ, ЧТО ГОТОВ ПОЦЕЛОВАТЬ - ТЫ СОВРАЛ! ТЫ СДЕЛАЛ БОЛЬНО! БОЛЬНО!

ХОЧЕШЬ ОГНЯ ВО МНЕ? ПОЛУЧАЙ!

Пламя вырвалось из нее, пронеслось по лестнице и объяло Буяна.

Он завыл. Это был не Телас - этот огонь ОБЖИГАЛ. Он тянулся к нему, охватывал, вскрывал кожу, рвал плоть, вгрызался, чтобы сжечь кости. Крики затихли, хотя рот остался открытым, голова запрокинулась назад в агонии - легкие выгорели и стали бесполезны. Глаза лопнули и закипели.

Он слышал, как она приближается - знал, что она прямо под ним. Он ощущал ступени за спиной, знал, что начал плавиться и скоро потечет вниз.

Ее рука схватилась за локоть и раздавила плоть в пыль.

Касания он и ожидал, еще держась - как и на чем, непонятно. Неслышно всхлипнув, разрывая душу, Буян бросился вперед. Обхватил ее головешками рук.

Визг заполнил череп - они падали...

Не как в первый раз - он заманил ее почти на самый верх. Он ощущал под огнем ее тело. Или так казалось?

Они падали.

"Гес... держись... все что мог...."

Он умер задолго до конца полета, но от тела Буяна осталось достаточно, чтобы придавить Синн к скале. Хотя это было лишним. Удар разбил ей череп словно молотом, разбрызгал пылающее мясо и кровь по разогретым камням. Позвоночник сломался в четырех местах. Ребра согнулись, осколки пронизали сердце и легкие.

Пламя сомкнулось, пожирая последние ошметки, и погасло, растекаясь по скале мерцающими лужицами.

Геслер не мог сдержать слез, ползя по последним ступеням - он не поглядит вниз, не позволит себе, иначе сдастся. Ярость пламени, миг назад бившего в спину, разом угасла. "Он это сделал. Как-то. Убил ее.

Но не уцелел. Чувствую... в душе выжжена дыра. Возлюбленный брат, ты ушел.

Нужно было приказать остаться внизу.

Но ты никогда не слушал приказов - это была вечная проблема, Буян. Была... ох, возьмите меня боги!"

Он влез на вершину, перекатился на спину, глядя в хаотическое небо - дым, Нефритовые Чужаки, день тонет в темноте - а потом, задыхаясь и чувствуя онемение, встал на ноги. Выпрямился, поглядел на широкое пространство.

Перед ним стояла Форкрул Ассейла. Юная, почти светящаяся силой. За ней масса костяных цепей громоздилась над чем-то, испускающим карминовый свет. Над сердцем Увечного Бога.

- Где твой меч? - спросила Ассейла. - Или вздумал победить меня голыми руками?

"Руками". - Однажды я сломал кое-кому нос, - сказал Геслер, идя к ней.

Женщина ощерилась. - Слишком поздно, человек. Смерть твоего бога удостоверяет... Это ведь был твой бог, верно? Молитвами ты призвал его на казнь. Своими молитвами ты проиграл войну, человек. Каково тебе? Не пора ли склониться передо мной?

Слова заставили его замедлиться, а потом и замереть в трех шагах. Он ощущал, как утекают последние остатки сил. "В голосе нет магии, ничего особенного. Нет, ее власть основана на истине слов.

Я убил Фенера".

- В начале дня, - продолжала Форкрул Ассейла, - я была старухой, хрупкой и согбенной. Ты мог бы столкнуть меня одной рукой. Видел бы ты себя. Солдат. Ветеран многих битв, многих войн. Вижу это не по одним шрамам, но по вечной тоске во взоре.

"Тоска. Так много потерь".

Женщина указала за спину. - Будет конец боли, солдат, если пожелаешь. Я дарю тебе... глоточек.

- Я... мне нужно уйти, - пробормотал Геслер.

Она кивнула: - Понимаю, солдат. Даровать тебе путь отсюда?

- Да.

Она склонила голову набок, лоб на миг прогнулся, как будто готовый сложиться по вертикали. - Не чувствую двуличия - это хорошо. Я поистине стану твоим спасением.

- Да, - отвечал он. - Уведи меня, Чистая.

Она подняла костлявую длиннопалую руку, касаясь его лба.

Кулак казался размытым пятном. Он врезал ей в лицо. Треснули кости.

Форкрул Ассейла отшатнулась, дыхание со свистом вырвалось из сломанного носа - складка на лбу стала глубокой. Она выпрямилась, тряся головой.

Геслер знал, что быстр - но она была быстрее. Блокировала второй выпад и ударила в ответ. Плечо сломалось, он был отброшен на шесть шагов. Тяжело приземлился и перекатился на сломанное плечо - мучительная боль украла остатки сил, волю. Ошеломленный, беспомощный, он слышал ее шаги.

Странный скребущий звук, шлепок, будто столкнулись два тела. Он услышал, как она оступилась. Услышал звериное рычание.

Геслер заставил себя лечь набок. Огляделся.

Крюк ударил Ассейлу с такой силой, что она встала на колено. Челюсти овчарки рвали плоть, сомкнувшись на щеке. Один глаз вылетел, исчезла скуловая кость - пес выплюнул ее на залитый кровью камень.

И тут же она протянула руку, встала, пошатываясь, сжимая Крюку горло. Оторвала собаку от изуродованного лица.

Овчарка, повисшая в длинной мускулистой руке, отчаянно боролась за возможность вдохнуть.

"НЕТ".

Геслер как-то сумел встать. И побежал к ним.

Единственный глаз посмотрел ему в лицо. Она улыбнулась.

Геслер видел: она отводит свободную руку, поджидая. Он мог бы отразить удар - мог бы попробовать повалить ее - но Крюк умирает. Она крушит ему горло. "НЕТ". В единой вспышке он увидел заваленное трупами поле битвы, увидел Правда, вытаскивающего из кучи хромого пса. Услышал крик удивления - вспомнил, как взглянул парню в глаза. Такая надежда. Такая ... молодость.

"НЕТ!"

Не обращая внимания на летящий к голове кулак, Геслер ударил сам - не в лицо, но по плечу руки, держащей пса.

Самый жестокий удар, на какой он был способен.

Хруст, толчок... затем...

Выпад солдата заставил Почтенную развернуться, потрясающая сила удара разбила плечо; одновременно ее кулак коснулся лба Геслера, пробил его; голова откинулась, ломая шейные позвонки.

Он был мертв до того, как упал на камни.

Однако правая рука стала бесполезной; Почтенная упала на колено. Пес оторвался от потерявшей чувствительность кисти.

"Ничего. Убью его потом. Мгновение... прояснить мысли, избавиться от боли..."

Крюк дергал лапами, пытаясь отползти. Воздух заполнил легкие. Жизнь вернулась. В голове лишь алый туман, отчаянная нужда. Подняв голову, зверь повернулся к врагу хозяина.

Но хозяин лежал на земле, такой неподвижный, такой безжизненный.

Виканских овчарок растят не ради лая. Они лают редко и вообще не воют.