Дэвид Уилсон - Крыса на козлах

— Что вы чувствовали в связи с этим?

На эти вопросы отвечать было легко, и постепенно я рассказал всю историю моей жизни, вплоть до того момента, когда я вошел в ловушку в доме Амадеи. Теперь встреча приближалась к критической точке, и хотя я еще не упомянул, в каком доме попался в ловушку, доктор Рихтер начал нервничать.

— Я думаю, Роберт уже достаточно продемонстрировал свои возможности, — вмешался он. — Мне не хотелось бы утомлять его…

— Ничего страшного, доктор Рихтер, — ответил я. — Я буду счастлив продолжать и далее, если джентльмены не возражают.

По комнате пронесся одобрительный шумок и доктор Рихтер пожал плечами. И вот, наконец, очень худой мужчина с вытянутым лицом попросил меня припомнить мои последние минуты крысиной жизни.

— Конечно, сэр. Но должен предупредить, что я и доктор Рихтер по-разному объясняем эти события. Более того, он настаивал на том, чтобы я не рассказывал вам мою версию происшедшего…

— Роберт! — воскликнул доктор Рихтер, изумленно глядя на меня.

— Нет, нет, Рихтер, пусть он продолжает! — настаивал худой. Кругом закивали головами и доктору Рихтеру опять пришлось сдаться.

— Благодарю вас, джентльмены. Тогда я расскажу вам все, что я запомнил.

И я рассказал все, что я запомнил. Я не опускал ни одной детали и даже упомянул о тех подтверждениях моего рассказа, которые смог найти в своих поисках доктор Рихтер. Меня слушали в полнейшей тишине. Я довел свой рассказ до сегодняшнего дня и закончил просьбой:

— Джентльмены! В своем нынешнем состоянии я — ни крыса, ни человек. Я живу в клетке. Мне позволено жить словно из снисхождения, и если вдруг доктору Рихтеру придет в голову, то он легко сможет убить меня. У меня осталась лишь одна надежда: что найдется все же Леди Света и что она соизволит вновь превратить меня в того, кем я был в тот ставший для меня решающим вечер, а именно, в такого же, как и вы, человека. Я умоляю вас помочь мне в этом.

Долго никто в комнате не решался нарушить молчание. Наконец, заговорил сам доктор Рихтер.

— Я должен признать, что рассказ, который вы услышали, полностью соответствует тому, что Роберт впервые рассказал мне. Действительно, я просил Роберта ни в коем случае не упоминать имени принцессы Амадеи, ибо это могло оказаться в высшей степени неуместным и для нее, и для нас. Все мы знаем, что существует распространенная вера в ведьм, и хотя, как ученый, я полностью отвергаю такие суеверия, тем не менее мы живем именно в таком несовершенном мире. Конечно, с чисто научной точки зрения рассказ Роберта совершенно невероятен. Несомненно, его разум был подвергнут влиянию, подвергнут неким выдающимся ученым, которого я тщетно пытался разыскать. Я полностью отвергаю обвинения в том, что я пытался исказить рассказ Роберта, мне просто хотелось избежать каких-либо недоразумений. И я прошу всех вас хранить сказанное здесь в тайне. Если появятся хотя бы слухи, что принцесса Амадея замешана в черной магии, это может привести к ужасающим последствиям. Как для нее, так и для тех, кто причастен к распространению этих слухов.

При упоминании доктора Рихтера о колдовстве у меня пробежал мороз по коже. Мое воображение слишком живо изобразило ужасную сцену, которой я был свидетелем на рыночной площади.

— Но я должен сказать, — возразил я, пытаясь обратить на свои слова как можно больше внимания, — что Леди Света показалась мне воплощением добродетели, а не зла, и сделанное ей не принесло вреда никому, кроме меня, да и это случилось лишь по чистой случайности.

— Ты должен понять, Роберт, — с неожиданной мягкостью ответил доктор Рихтер, — мы не верим ни в фей, ни в ведьм. Но за этими стенами живут люди, которые верят в это, и они могут быть опасны.

Остальные, кажется, были согласны с ним, но я не знал, относится ли это и к его толкованию моего рассказа. Если все они похожи на него, то у меня не останется ни одного шанса снова найти Леди Света.

— Тогда я хочу извиниться, — начал я. — Если бы я осознавал опасность, то я не упомянул бы имя принцессы. Но моя просьба о помощи тем не менее остается в силе. Помогите мне найти Леди Света, чтобы я смог вернуться в свое истинное обличье.

Тут заговорил довольно молодой человек, с каштановыми волосами и без очков:

— Я не совсем уверен в том, каково твое истинное обличье. Я хочу сказать, если рассказанное тобой — правда, то ведь ты был в обличье человека в течение всего одного вечера, так? А до этого, всю свою жизнь, ты был крысой. И в культурном отношении ты до сих пор крыса. Ты умеешь читать или писать?

— Нет.

— Множество людей не умеют ни читать, ни писать, — возразил кто-то.

— Что ты знаешь об искусстве, музыке, литературе? О деньгах и коммерции? — продолжал молодой человек. — Что ты знаешь о государственном устройстве, образовании, истории, географии? Человеческий язык — это еще не весь человек.

— Что ты хочешь доказать, Дженкинс? — спросил худой, с вытянутым лицом.

— Я пытаюсь подсказать нашему другу, — ответил Дженкинс, — что если он найдет Леди Света, то будет лучше попросить ее вернуть ему крысиный язык.

— Это интересное замечание, — усмехнулась самая лысая голова, — но толку от него немного… если только… хо-хо… Дженкинс… и в самом деле верит в эту… Леди Света!?

— Не могли бы вы ответить мне на один вопрос? — спросил я, когда смешки утихли. Окружающие, похоже, были удивлены, но молодой человек по имени Дженкинс кивнул головой.

— Почему вы все смеетесь над Леди Света?

— Позвольте, я отвечу, — вмешался доктор Рихтер. — Мы смеемся, мой дорогой Роберт, потому что мы ученые. Мы знаем, что таких вещей не существует.

— Нет, не знаем, — ответил Дженкинс. — Мы думаем, что таких вещей не существует. Но у Роберта было право задать вопрос, и пока мы не найдем точного ответа, у нас нет права смеяться над ним.

— Вы еще так молоды, Дженкинс, — отозвался худой. — Вы должны еще многому научиться.

— Надеюсь, что я не научусь говорить «Я знаю», когда хочу сказать «Я думаю».

— Магии не существует, — резко сказал доктор Рихтер. — Магия ненаучна.

— Это только означает, что наука еще не подготовлена для изучения магии, — возразил Дженкинс. — Глазами ветер не увидишь, но вы же не станете отрицать, что ветер существует.

В комнате послышался неприязненный шепот, я услышал, как один лысый спрашивает у другого: «А что это за Дженкинс? Что он изучает?». Другой отвечал, что Дженкинс — специалист по человеческому поведению и автор знаменитой книги «Человек — царь зверей».

Мне показалось, что обо мне совсем позабыли, а я так и не приблизился к решению моих проблем. Я снова окликнул их, спрашивая, что же теперь будет со мной. Мне пришлось повторить вопрос несколько раз, прежде чем на меня обратили внимание.