Mirash - Трудная профессия: Смерть

Из травмпункта меня на скорой отправили в дежурную больницу из-за высокой температуры. Там было принято решение о госпитализации. На сломанную руку наложили гипс, вкололи обезболивающее и жаропонижающее, назначили курс антибиотиков и отправили спать. Через пару часов меня разбудила наставница.

— Пойдем в коридор. — Велела она.

— Пошатываясь от усталости и лекарств, я вышла за ней в коридор.

— Я привезла твои документы, вечером заеду с вещами.

— Спасибо.

— Почему ты мне ничего не сказала? Ксюаремия, отвечай, не молчи.

— Я могла потерпеть.

— Потерпела? Зачем это нужно было?

— Не хотела злить…

— Прекрати нести чушь! И впредь потрудись сообщать мне такие вещи вовремя. Что из вещей тебе привезти вечером? — Я ответила.

— Хорошо, возвращайся в постель.

Вечером наставница привезла сумку с вещами и мобильный телефон.

— На время, что бы ты смогла позвонить, если что-то потребуется. — Объяснила она.

Следующие дни она ко мне не приезжала и не звонила. Соученицы тем более. Я сама тоже не звонила — зачем? У меня было лечение, меня кормили, пусть и плохо, рука сильно не тревожила. Соседки быстро перестали пытаться втянуть меня в беседу, но в целом относились без неприязни. Жаловаться было не на что. Однако я хандрила, мысленно прощаясь с лабораторией. Некруев был ко мне очень добр в этой истории с переломом, но ведь работу я не выполнила. Видимо, мне предстояло очередное увольнение.

На пятый день пребывания в больнице я неожиданно услышала его голос в коридоре, он разговаривал с моими соседками, которым вечно не сиделось в палате, — чему я, конечно, была рада.

— Вы к Мягковой? Родственник? — спросила интеллигентная тетя Настя.

— К ней, только я ее преподаватель и коллега с работы. Как она? Несколько дней ни слуху, ни духу; решил заехать.

— Да лучше уже, только грустит все время. Неудивительно, с такой тетей…

— Что случилось, они поругались?

— Нет, не поругались. Но она только в первый день к ней два раза приехала, сначала документы привезла, а потом вещи. Хоть бы слово ласковое сказала! Только телефон сунула и усвистала! — Охотно наябедничала вторая соседка.

— Ну, Ксения, допустим, тоже не подарок… Что, сильно грустит?

— А то! Весь день лежит, смотрит в стену и молчит.

— Ясно, спасибо. Пойду, проведаю.

Некруев вошел в палату.

— Здравствуй, Ксюша. Как себя чувствуешь? — Он сел на стул напротив.

— Нормально.

— Соседки говорят, что ты грустишь.

— Все в порядке.

— Тебя вроде как тетя обижает?

— Они не правы, она приехала ровно столько раз, сколько было надо. И телефон мне тоже дала, как они правильно вам сообщили.

— Все слышала?

— Вы говорили громко, что я сделаю?

— Понятно. Что врачи сказали?

— Через несколько дней выпишут.

— Это хорошо. Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, у меня все есть.

— Отлично, тогда поправляйся. — Он встал со стула, намереваясь попрощаться и уйти, но, посмотрев на меня, вдруг спросил:

— Что такое?

— Я… Вы меня уволите?.. — спросила я.

— За что? Ты заболела, бывает.

— Я и так не справляюсь.

— Это точно.

— Тогда почему вы меня не увольняете?

— Очередь на эту работу не выстраивается, а ты все-таки процентов на тридцать лучше, чем ничего. — Вольно процитировал он популярное высказывание. — Ты учишься, стараешься. Поэтому пока не вижу причин тебя увольнять, не волнуйся. Или ты сама хочешь? Нет? Вот и договорились. Все, мне пора идти.

Он направился к двери.

— Виктор Андреевич. — Нерешительно позвала я.

— Что такое?

— Там… на компьютере… Я ведь уже не буду заниматься этой базой данных?

— Да, мы закончим завтра. А что?

— Там просто… — я окончательно сникла и замолчала.

— Ну и что там такого простого?

— Там мой файл лежит в папке с документами. Можно его пока не удалять?

— Что за файл?

— Текстовый. Называется «Мысли»… Он больше никому не нужен, но я хотела бы пока сохранить…

— Хорошо, сохраним твой файл. А что там за мысли у тебя? Почитать можно, или как с твоими лекциями, лучше не смотреть? — Я почувствовала, как вспыхнули щеки, Некруев с интересом наблюдал за моим смущением.

— Так что, мне можно посмотреть, или нет? Если не разрешишь, я не стану.

— Зачем Вам его смотреть? Мне так всего лишь проще было разбираться с информацией.

— Просто интересно, — пожал он плечами. — Можно?

— Да, в принципе, можно…

— То есть все цензурно? — я закусила губу.

— Ну, да… в целом…

Он подавил усмешку, попрощался со мной и ушел.

Через несколько дней меня действительно выписали, наставница увезла меня домой. Я порывалась сразу сбежать на работу, но наставница заставила в этот день еще отлеживаться. Наутро следующего дня я, тем не менее, вырвалась в лабораторию.

— Ой, Ксюша! Выписали, наконец? Как себя чувствуешь? — перепугала меня теплым приемом Набокова.

— Ээээ… нормально… Спасибо… — пробормотала я, выпутывая руку в гипсе из куртки.

— Вот и хорошо. Садись, кофе попей, дел у тебя пока нет. Виктор Андреевич скоро придет, он с тобой поговорить хотел.

О чем? Все же решился уволить? Я допивала кофе, когда он появился.

— Очень хорошо, что ты пришла. Пойдем, побеседуем.

Некруев усадил меня за стол и достал распечатку моего размышлятельного файла.

— Ксения, я тут посмотрел твои наброски и мне они в целом понравились.

— Рада, что повеселила.

— Не язви, я говорю серьезно. Ты по какой теме и у кого пишешь курсовую работу?

— По непонятной теме у Топотовой.

— Много уже сделала?

— Ничего не сделала, она меня не аттестовала и не допустит до защиты, оставит на осень. Да мне и не с чем идти на защиту.

— Даже не начинала, что ли?

— Пыталась литературный обзор писать, но Наталье Андреевне не понравилось. Да я не понимаю в этом ничего…

— Так не удивительно, что бы понимать, надо сначала поработать. Осенью ты как сдавать собираешься?

— Никак. Я ее не смогу написать.

— Надеешься, что опять тройку нарисуют и не отчислят?

— Нет, теперь уже точно отчислят, — вздохнула я. — Вы-то от меня чего хотите? Я и после отчисления здесь могу работать, если Вас это вдруг устроит.

— Я хочу, что бы ты провела исследование, заодно предлагаю поменять тему курсовой и буду этим руководить. Топотова только обрадуется, всем будет хорошо.

— Топотова спляшет от счастья, непонятно на кой это вам сдалось.

— Ксения, ты когда-нибудь за языком следить начнешь?

— Я не материлась.

— Не строй из себя дурочку, я уже знаю, что ты умеешь себя вести интеллигентно, а не только «не материться».

— Хорошо, перефразирую, — у меня зачесался язык. — Ваша коллега тяготится обязанностями моего научного руководителя, так как успела в полной мере осознать бесперспективность этого занятия. Я не понимаю причины, побуждающие вас брать на себя столь неблагодарный и бессмысленный труд. Теперь нормально?