Виталий Вавикин - Эта короткая счастливая жизнь

«Господи, когда же он поймёт, что вырос из возраста обольщения и страсти?!» – возмущённо думала Фелиция, с надеждой дожидаясь, когда он снова уедет из города.

В середине лета, спустя почти полгода после приглашения на свадьбу, она всё-таки решилась отправиться в Детройт и навестить сына.

В дороге она думала, что как бы плох ни был Олдвик, но благодаря нему Олдин теперь весьма обеспеченный человек. Так что же лучше: оградить ребёнка материнской заботой и обречь на беспросветное будущее, или отдать в хороший пансионат и после того, как он станет мужчиной, знать, что нужда и бедность обойдут его стороной?

Небольшое издательство, работниками которого были исключительно чёрные, было основано на деньги Олдвика, но мало кто знал об этом. Муж Фелиции никогда не чурался цветных, но и афишировать то, кем был его пасынок, не особо желал. Даже Тереза, и та, проникнувшись духом отца, решила никому не рассказывать о своём брате.

Такую же политику вёл и Олдин. Он молчал, как молчит его семья.

Несколько раз во время пребывания Фелиции в Детройте Джордана – жена Олдина – пыталась завести разговор об этом молчании, но после, решив, что ни мать, ни сын не желают что-то менять, уходила кормить своего первенца.

Фелиции нравился свой первый внук. Больше: она почти любила его, как когда-то любила Олдина.

– Ты не пытался найти родственников своего отца? – спросила как-то вечером Фелиция сына. Он помрачнел и хмуро покачал головой. – Я думала, тебе это будет интересно, – попыталась оправдаться Фелиция. Олдин покосился на Джордану.

– Если начинать поиски, то нужно уезжать в Чикаго, а оттуда, возможно, в Новый Орлеан… – он кашлянул и попытался улыбнуться. – А я не хочу оставлять семью. К тому же у меня здесь работа. Твой муж, может, и не пожелал становиться моим отцом, но как человек, он весьма неплохой, и у меня нет ни малейшего желания подводить его.

– Я понимаю.

– Ничего ты не понимаешь! – вспылил на мгновение Олдин, и Фелиция поняла, что если он и простил Олдвика, то её он не прощает, и помимо воли хранит обиду за то, что она оставила его.

Вечером, когда буря чуть-чуть поутихла, Фелиция попыталась объяснить ему причину своего поступка, но, несмотря на то, что Олдин сказал, что ни в чём не обвиняет её, она понимала, что это навсегда останется тёмным пятном в его воспоминаниях.

– А Стефани, она ещё снимается? – спросила Фелиция, решив сменить тему разговора. Олдин оживился и долго рассказывал о карьере тётки, которая писала ему почти каждый месяц.

– Даже когда я жил в пансионате, – он снова помрачнел, поддавшись вернувшимся обидам. – И когда ты забывала писать, я выдавал Стефани за свою мать, мечтая, что это действительно так, – Олдин замолчал, и Фелиция, взяв его за руку, попросила прощения.

– Зато теперь у тебя всё хорошо, – она посмотрела на Джордану и заставила себя улыбнуться. – У тебя красивая жена, здоровый ребёнок, и ты можешь не беспокоиться о том, что с ними будет на завтрашний день, можешь не волноваться, что утром придётся искать новое жильё и работу. Вспомни, как мы жили в Чикаго, – Фелиция выдержала паузу, но вместо понимания услышала, что Олдин помнит только чужие лица. – Когда-нибудь ты поймёшь, – вздохнула она и рассказала о том, как простила своих родителей, отвернувшихся от неё и не пожелавших простить, несмотря на то, что судьба её наладилась.

– Но на похороны так и не поехала, – подметил Олдин, вспомнив письма Стефани, в которых она многое объяснила ему, когда он стал взрослее.

В этот вечер за Фелицию вступилась Джордана, рассказав о том, как в детстве, когда у родителей не было денег, она целый год жила у родственников.

– И ты это помнишь, – сказал Олдин с грустной улыбкой. – Всего лишь один год.

– Но я не злюсь на них. Не презираю. Такова жизнь, – Джордана замолчала, но потом решилась добавить, что, несмотря ни на что, благодаря Фелиции у них есть работа, дом и будущее для детей.

На следующий день Фелиция уговорила Олдина взять её с собой и показать, как устроена работа в издательстве.

Брайан Конкорд – седовласый чернокожий помощник Олдина – поразил её количеством прочитанных книг и глубоким знанием европейской культуры. С ним они затеяли бессмысленный спор о публикуемых в издательстве книгах, и о том, возможно ли приобрести своих читателей среди белого населения. Фелиция сделала это, желая произвести впечатления на сына, но тот ушёл раньше, чем начался спор, и после так ни разу и не вспомнил об этом.

Вечером Фелиция рассказала ему о Сальвадоре Нерри и намекнула, что могла бы поговорить с ним, чтобы он согласился напечатать пару своих стихотворений в этом журнале.

– Ради чего?! – рассмеялся Олдин. – Хочешь, чтобы над нами посмеялись все наши читатели?!

– Читатели бывают разными, – попыталась возразить Фелиция, но, получив недвусмысленный намёк на её желание продвинуть своего фаворита в Детройте, замолчала, решив, переключить внимание на малыша и молодую мать.

Вернувшись в Нью-Йорк, она встретилась с Катериной Сантини и долго рассказывала ей о том, как живёт в Детройте её сын. Даже слишком долго и слишком подробно, но Фелиция почему-то чувствовала себя обязанной это сделать. Рассказала она об Олдине и Сальвадоре Нерри.

– Никогда бы не подумал, что у вас есть внебрачный ребёнок, – признался он, тщательно выписывая на лице удивление.

Фелиция заметила этот актёрский обман, но постаралась не придавать значения. Но обида осталась. Что-то из прошлого, восставшее нерушимым великаном обиды. Нет, она не собиралась мстить Нерри за подобное пренебрежение к своему сыну, но и очарование, которое она испытывала прежде во время их встреч, исчезло, а следовательно, и сами встречи потеряли значение.

К тому же в город вернулся Олдвик, и слёг с болезнью почек, заставив Фелицию снова стать любимой женой и заботливой матерью. Спустя два года она с тяжёлым сердцем, но с лёгкой душой отправила Терезу учиться в Англию и всецело отдалась воспитанию подрастающей Эдны.

Когда и вторая дочь оставила дом, чтобы получить достойное образование, Фелиция заскучала и, получив предложение от мужа возглавить музыкальную школу для начинающих певиц, охотно согласилась.

Вернувшись из Англии, Тереза познакомилась с молодым финансистом и вышла за него замуж, клятвенно пообещав матери, что не станет спешить с первенцем. Эдна осталась в Европе, поселившись сначала в Лондоне, а затем перебралась в Париж. Фелиция навещала её дважды: сначала с мужем, после с Терезой.

Оставив дочерей сплетничать на темы, обсуждать которые при матери они не решались, она отправилась в двухнедельную поездку в Италию, компанию в которой вызвался ей составить Себастьян Марло – друг и совладелец бутика старшей дочери. С ним они посетили Рим, заехали в Милан и почти целую неделю провели в Венеции. В те дни Фелиция впервые за долгую семейную жизнь почувствовала вину перед мужем и позвонила ему, узнать, как у него дела.