Роберт Сальваторе - Легенда о Дриззте: Избранные Истории

— Но они не имели дела с самими дроу! — резко возразил Нойхайм. — Ты для них диковинка, странно красивая даже по их собственным стандартам. Твои черты правильны, Дриззт До'Урден, твои глаза проницательны. Даже твоя кожа, такая чёрная и блестящая, для обитателей наземного мира считается прекрасной. А я гоблин, уродливый гоблин, как телом, а может и душой.

— Если бы ты открыл им правду о своей душе…

Нойхайм рассмеялся над моими словами.

— Открыть правду? Правду, которая поставит под вопрос всё, что они знали в своей жизни? Стать тёмным зеркалом их совести? Эти люди, включая и Рико, убили много гоблинов — и, наверное, поделом, — быстро добавил он, и это пояснение открыло все, что Нойхайм пытался показать мне, слепцу.

Если эти фермеры, многие из которых часто бились с гоблинами, и другие, кто держал гоблинов в рабстве, обнаружат всего одно существо, не отвечающее их определениям злой расы, всего одного гоблина, в котором есть совесть и сострадание, интеллект и дух, родственный их собственному, это может повергнуть всё их существование в хаос. Я и сам почувствовал, будто меня ударили в лицо, когда понял настоящую причину поведения Нойхайма. Лишь благодаря собственному опыту, родству с тёмными эльфами, подавляющее большинство которых оправдывало свою мрачную репутацию, я смог преодолеть чувство смятения и вины.

Эти фермеры могли и не понять Нойхайма. Они наверняка прониклись бы к нему страхом и большей ненавистью.

— Я не отважен, — снова проговорил Нойхайм, и, хотя я был не согласен, оставил слова при себе.

— Ты отправишься со мной, — сказал я ему. — Этой ночью. Мы пойдем обратно на запад, в Мифриловый Зал.

— Нет!

Я посмотрел на него, чувствуя себя скорее уязвлённым, чем озадаченным.

— Я не хочу, чтобы за мной снова охотились, — объяснил он, и, судя по отсутствующему, страдальческому взгляду я понял, что он вспоминает, как Рико преследовал его в первый раз.

Я не мог заставить Нойхайма повиноваться, но и дальнейшей несправедливости допустить тоже не мог. Должен ли я был открыто противостоять Рико? Это повлекло бы последствия — и серьёзные! Я не знал, каким силам подчиняется Пенгаллен. Если деревня принадлежала городу, не известному своей снисходительностью, например, Несму на юго-западе, тогда любое действие, совершённое против её жителей, создало бы проблему в отношениях этого города и Мифрилового Зала, поскольку фактически я являлся послом Бруенора Боевого Молота.

Так я покинул Нойхайма. Утром я подобрал себе хорошую лошадь и отправился единственным остававшемся мне путём. Я решил, что первым делом поеду в Серебристую Луну, так как Аластриэль была среди самых уважаемых правителей этих земель. Затем, если понадобится, обращусь к справедливости Бруенора.

Тогда же я решил, что, если ни Аластриэль, ни Бруенор не станут помогать Нойхайму, я возьму дело в свои руки, чего бы это ни стоило.

Три дня стремительной скачки, и я оказался в Серебристой Луне. Как ни странно, меня вежливо приняли у западных врат города, стражники приветствовали меня со всеми благословениями Леди Аластриэль. Я сказал, что мне нужно с ней увидеться и мне ответили, что владычица уехала по делам на восток, в Сандабар, и должна вернуться через две недели.

Я не мог ждать, поэтому попрощался со стражниками, сказав им, что вернусь через декаду-другую, и отправился тем же путём, откуда пришёл. Придётся обратиться к Бруенору.

Возвращение было одновременно волнующим и мучительным. Столь непривычная для меня встреча в Серебристой Луне дала надежду, что неправды мира можно победить, и от этих мыслей моя голова едва не пошла кругом. В то же время я чувствовал, что фактически бросил Нойхайма; что моё желание следовать этикету и правилам было трусостью. Я должен был настоять, чтобы гоблин отправился со мной; я должен был забрать Нойхайма прочь от его бед и затем попытаться мирно уладить ситуацию.

В своей жизни я совершал ошибки, и я знал, что тогда совершил одну из них. Я повернул назад к Пенгаллену вместо того, чтобы ехать прямо ко двору Бруенора в Мифриловый зал.

Я нашёл Нойхайма висящим на перекладине принадлежащего Рико столба.

Есть события, что навечно застыли в моей памяти, чувства, источающие ауру живых и длительных воспоминаний. Я помню ветер, дувший в тот ужасный миг. День, тёмный от низких облаков, был не по сезону тёплым, но каждый порыв ветра, спустившегося с высоких гор и несущего дыхание глубоких снегов, жалил холодом. Он дул мне в спину, развевая длинные белые волосы и тесно прижимая плащ к спине; я же сидел на своей лошади, беспомощно глядя на высокий столб.

Порывистый ветер медленно поворачивал окоченевшее и вздутое тело Нойхайма, и болт, на котором крепилась веревка, скрипел жалобно и протестующе.

Таким он останется в моей памяти вечно.

Я не успел даже спешиться, чтобы снять с верёвки с несчастного гоблина, когда Рико с несколькими крепкими спутниками (все были вооружены) вышел из дома навстречу мне — чтобы бросить мне вызов, подумал я. За ними шёл безоружный Тармен, лицо его выражало безнадёжность.

— Чёртов гоблин пытался убить меня, — объяснил Рико, и на какое-то мгновение я поверил ему, боясь, что вынудил Нойхайма совершить роковую ошибку. Но когда Рико продолжил, заявляя, что гоблин напал на него среди белого дня, при дюжине свидетелей, я начал понимать, что всё это была заготовленная заранее ложь. Свидетели были не более, чем его соучастниками в лживом сговоре.

— Нет причин расстраиваться, — продолжал Рико, и его самодовольная ухмылка давала ответ на все мои расспросы об убийстве. — Я убил много гоблинов, — быстро добавил он, его тон слегка изменился, — и, наверное, поделом.

Почему Рико прикрылся словом «наверное»? Я понял, что слышал эти самые слова, сказанные раньше, сказанные точно так же. Я слышал, как Нойхайм говорил их… значит, Рико тоже слышал! Страхи, которые гоблин высказал в ту ночь в сарае, внезапно оказались зловещим и правдивым пророчеством.

Мне захотелось взять свои сцимитары, соскочить с лошади, зарубить Рико и отогнать любого, кто встанет на защиту убийце.

Тармен взглянул на меня, ясно увидев мои намерения, и покачал головой, молчаливо напомнив мне, что своим оружием я всё равно не смогу никому помочь, включая Нойхайма.

Рико всё ешё говорил, но я больше не слушал. К кому я мог обратиться за помощью? Разве мог я ждать, что Аластриэль или даже Бруенор предпримут какие-либо действия против Рико? Для всех Нойхайм был просто-напросто гоблином, и даже если бы я хоть как-то мог доказать что-то иное, смог бы убедить Аластриэль или Бруенора, что гоблин этот был мирным, и что с ним обошлись несправедливо, они ничего не могли бы поделать. Мотив преступления был убедителен. Для Рико и жителей Пенгаллена Нойхайм, несмотря на все мои слова, оставался всего лишь гоблином. Ни один справедливый суд в этом регионе, где кровавые схватки с гоблинами столь обычны и где почти каждый потерял родича по вине этих существ, не осудит этих людей из-за казни Нойхайма — казни монстра.