Gedzerath - Рождение легиона

– «Эй! Ты куда это собрался, а?» – заверещала я, панически дергая задними ногами, в то время как моя тушка уже свешивалась со спины любимого, бодро трусившего к негромко дышащему, словно живое существо, океану – «Я ночи боюсь! Я воду не переношу! И вообще, меня в ночной воде укачивает, слышишь?!».

– «Да-да-да. Бойтесь мести злобного духа» – входя по холку в теплую, не успевшую остыть морскую воду, добродушно проворчал муж, видимо, уже успевший понахвататься всяких присказок от моей милейшей сестрицы – «И это мне говорит лучшая в своем выпуске воспитанница Обители Кошмаров? Ну-ка, давай поучим тебя плавать…».

Спустя несколько минут, я сипло кашляла, барахтаясь в теплой, соленой водичке. Не успевший остыть от дневного зноя океан бодро подбрасывал меня на невысоких волнах, мелкими барашками своих гребней намекавших на скорый прилив. Бодро плававший вокруг меня кругами Графит внимательно следил, чтобы я не попыталась вновь уподобиться одному горбоносому французскому исследователю из древности и не торчала из воды вверх тормашками, нелепо дергая задними ногами. Кажется, у меня даже начало получаться держаться на воде, но каждый раз, чувствуя, как очередная волна ласково и нежно гладит мою шею, я высоко вздергивала голову, испуганно косясь на чернеющий вокруг меня океан.

– «Не раскрывай крылья, Скраппи» – терпеливо втолковывал мне пегас, качаясь на волнах, словно гигантская утка – «Так плавают только жеребята, впервые попавшие в воду. Не пытайся встать – ложись на бок и перебирай ногами, немного опустив их вниз. Позволь воде держать тебя, как ветру».

– «Вот так? Во… Оооооой!».

– «Ну, можно сказать и так» – последовав совету мужа, я изо всех сил заколотила не встречающими сопротивления ногами, и завертелась на одном месте, как перевернувшаяся юла, попутно зачерпнув полные уши воды – «Что, уже накупалась?».

– «Пожалуй, хватит на сегодня» – буркнула я, безуспешно пытаясь вытрясти воду из ушей. Едва не перевернувшись вновь, я сердито забулькала, словно разбуженный водяной, и вскоре вновь свешивалась поперек широкой, серой спины, уверенно двигающейся в сторону берега – «Знаешь, я тут подумала…».

– «О чем?».

– «Прости, что сорвала тебе сюрприз» – вздохнув, призналась я. Отряхнувшись энергичными подергиваниями шкурки, я вновь нацепила на себя прозрачную ткань экзотической юбчонки, ощущая, как невесомая ткань забавно щекочет мокрую шерстку – «И я обещаю тебе – это был последний раз, когда эти крылатые твари смогли довести меня до слез. Я буду сильной, и никогда…».

Осекшись, я почувствовала, как меня вновь затыкают энергичным поцелуем, продолжившимся даже после того, как мы, не глядя, рухнули на низкую кровать, заскрипевшую рассевшимся от влажного ветра досками под весом наших тел. Лежа надо мной, пегас медленно провел языком по моему горлу, глядя, как растопыриваются от нежной ласки мои крылья, и с удовольствием вслушиваясь в мое участившееся дыхание. Светящиеся в вечернем сумраке глаза приблизились к моей морде, и последнее, что я услышала в тот вечер, была моя фраза, негромко повторенная любимым.

– «Ты слишком много болтаешь когда нервничаешь, Скрапс».

«Вот они».

«Вижу. Пусть подойдут…».

Две размытые тени застыли на склоне. Быстрый обмен взглядами, едва заметное подергивание ушей – слова тут не нужны, ведь все не раз отрепетировано двумя годами бесконечной охоты. Пять ничего не подозревающих существ осторожно спускались в распадок, на дне которого, пенясь и звеня, бежал черный, как смола, ручей, не зная страха, прыгающий среди камней огромной горной долины. Вздрагивая, добыча осторожно спускалась к ручью, перебегая от камня к камню по ребристым, покрытым влажным мхом валунам, словно хрусткие скелеты прежних жертв, окружавших живительный поток. Похоже, они уже чувствовали угрозу, но жажда – жажда оказалась сильнее страха, сильнее самого инстинкта самосохранения.

А вот и ручей. Даже мучимые и гонимые жаждой, жертвы не забывали про осторожность и лишь трое из пяти жадно накачивались темной, как деготь, влагой, пока остальные следили за неподвижными камнями вокруг, то появлявшимися, то скрывавшимися в сумерках, когда тучи закрывали белесый диск полной луны, и тревожно вздрагивали, впитывая своими телами самый воздух [90] Это не ошибка, как покажется некоторым читателям, а выражение, часто использовавшееся в русской литературе XVIII-XIX веков. вокруг них. Но все это напрасно – безмолвные ночные хищники уже вышли на свою охоту, и их тела застыли в неподвижности, смакуя вид дрожавших и вздрагивавших, находящихся в непрестанной подвижности существ где-то внизу, среди камней. Их голод был не столь силен, как жажда беззащитных жертв, но ради удовлетворения его они были готовы на многое.

И в первую очередь, на простое и древнее, как мир, убийство.

Тени пошевелились – и скользнули вниз, скрываясь в тени очередной тучи, скрывшей своими боками ночное светило. Несущаяся по камням тень надежно скрывала огромные, черные как ночь очертания одного из них, позволяя тихой смерти скользить среди камней. Пятнистая же шкура второго не менее надежно скрывала его в полумраке распадка, отлично маскируя охотника среди камней. Луна взглянула на мир – и охотники замерли в той позе, в какой их осветил молочно-белый диск, застывшие, неподвижные, выжидающие. Еще одна тучка – и вновь неслышный бег среди камней, все ближе и ближе к закончившей свой водопой добыче.

А вот и бросок.

В очередной раз выглянувшая из-за рваных туч луна осветила огромную фигуру, несущуюся на своих жертв. Распяленные кожистые крылья, блеснувшие во мраке иглы зубов, светящиеся в темноте глаза – ужас нашел свою добычу. Скользя и падая на влажных камнях, жертвы прыснули прочь, длинными, суматошными скачками устремляясь вверх по каменистому склону, прочь из темной, каменной ловушки… Но поздно.

Зашевелившаяся на противоположном краю ложбины фигура поднялась на задние ноги, по бокам небольшого тела пробежали изломы, и вот уже пятнистая тень раскинула огромные крылья, громким хлопком выбрасывая перед собой вал яростно кипящего ветра. Резкий, обжигающий порыв пробежал по камням, поднимая в воздух тучу мелкого щебня – и врезался в несчастных жертв, уже добравшихся было до спасительного края распадка, сбрасывая их вниз, в чернильную темноту каменного мешка. Оглянувшись, охотники застыли на мгновенье – а затем ринулись во тьму, и вскоре, звонкий глас ручья был заглушен ужасным чавканьем и хрустом.

– «Вообще, моя ненаглядная, это было неспортивно» – заметил Графит, откусывая извивающийся корешок – «У них ведь не было ни малейшего шанса, не говоря уже о том, что я сам едва увернулся от твоей волны. К тебе вернулись твои старые способности?».