Gedzerath - Рождение легиона

– «Эй, ты! А ну в кучу!» – рявкнул надо мной злой голос. Странный акцент, с которым произносились гласные в словах, мгновенно дал мне понять, что за моей спиной стоит явно не пони, а когтистая лапа, отбросившая меня в общую кучу, лишь подтвердила эти догадки. Вскрикнув от боли, я отлетела вбок, врезавшись в сбившуюся кучу пассажиров, испуганно заголосивших от столь бесцеремонного увеличения их числа.

– «Молчать!» – раздавшийся над нашими головами голос пробирал до костей. Властный, скрипучий, он заставлял меня ежиться от недоброго предчувствия скорой беды. Синхронно подняв головы, мы увидели крупного грифона, висящего над нашими головами. Лениво пошевеливая крыльями, он презрительно разглядывал сбившуюся под ним толпу, и большая часть пони, вздрагивая, опускала глаза, напоровшись на бешеный взгляд крупных, на выкате, глаз, лихорадочно блестевших над глухо щелкающим клювом – «Я сказал МОЛЧАТЬ!».

На перрон опустилась звенящая тишина, нарушаемая лишь шипением паровоза да глухими звуками ударов, то затихавших, то вновь звеневших где-то невдалеке. Громко сопя, главарь банды – а это был именно их главарь, в чем я удостоверилась практически моментально, видя, как лихорадочно прочие клювокрылы бросаются выполнять его приказания, отдаваемые красноречивыми взмахами когтистых лап, опустился рядом со мной и принялся расхаживать по деревянной платформе. Хищная голова покачивалась, и вместе с ней покачивались разукрашенные какой-то фиолетовой краской кончики перьев на его голове, лихо загнутые вперед остроконечным ирокезом, и большинство пассажиров вокруг меня, как загипнотизированные, таращились на это нелепое украшение, двигавшееся перед ними взад и вперед.

– «Атхааааааззз!» – внезапно прозвучавший крик разрушил оцепенение, опустившееся на станцию. Стекло переднего вагона разлетелось, и из него, царапая синюю обшивку, высунулась передняя часть грифона, испустившего свой безумный вопль. Повторить сей подвиг ему не удалось – какая-то неведомая сила, с глухим, утробным рыком, втянула его обратно, и через мгновение, до нас донесся громкий, захлебывающийся, полный ужаса вопль, переросший в глухой хрип.

«Графит!».

– «Внутрь! Трое!» – рявкнул предводитель банды, сопровождая свой приказ энергичным взмахом лапы, после чего резко обернувшись, упер свой кипящий злобой взгляд в заголосившую было толпу – «Кто?! Кто тут из вас, мерзкие пожиратели травы, решил погеройствовать, а?!».

«Графит бьется там один, без меня!» – завозившись под сидящими на мне телами, лихорадочно думала я, стараясь как можно быстрее вылезти из-под навалившихся на меня пони, шарахнувшихся прочь от лютого крика грифона – «Да чтоб вас всех… Дайте же мне вылезти!».

Кажется, последнюю фразу я выкрикнула вслух, поскольку сидевшие и стоявшие на мне тела разлетелись в разные стороны под ударами тяжелых копий, древками которых подручные атаман-барона начали разгонять сгрудившихся пассажиров поезда, стремясь добраться до моей, валявшейся в ногах своих сородичей, тушки. Я только судорожно вздохнула, чувствуя, как острые когти вновь впиваются с мои плечи и холку, и через несколько секунд, я уже стояла перед злобно щелкавшим клювом предводителем банды крылатых кошек, чувствуя, как мои ребра щекочут острые жала копий.

– «Тыыыыыы!» – злобно выдохнул крылатый, выкатывая на меня глаза, и без предупреждения переходя на крик – «Кто это был? Кто в этом вагоне, а?!».

– «Мрак и ужас» – лаконично ответила я, стараясь, чтобы мой голосок не слишком заметно дрожал, и лихорадочно соображая, что же мне делать дальше. Похоже, я вновь решила положиться на удачу, и теперь никак не могла понять, как же мне выпутаться из этой ситуации, а тычущие мне в бока копья совсем не стимулировали мыслительный процесс, рождая в моем мозгу смутное желание описаться и убежать куда подальше от всего этого кошмара – «По какому праву вы вообще напали на этот поезд?».

– «Нет, вы слышали? Она допрашивает меня , по какому праву я делаю тут что-либо!» – издевательски захохотал грифон. Его подручные охотно заржали, и начали переговариваться между собой твердыми, клекочущими голосами, не забывая, однако, удерживать меня на месте жалами своих копий. Прекратив издевательский смех, главарь схватил меня за шею, удовлетворенно ухмыльнувшись, когда из моего горла послышался первый сип, рожденный неожиданно сильной хваткой когтистой лапы, впившейся в мое горло, и притянул меня к себе, практически упершись клювом в мой нос – «Ну что же, тогда твоему «страху и ужасу» явно понравиться зрелище твоей поганой головы, насаженной на мое копье. Эй ты, в вагоне! Выходи сам, иначе я начну убивать этих коровоподобных тварей одну за одной… А начну – вот с этой!».

– «Нет! Беги! Сообщи в арррргггхххх...» – мой голос сорвался на хрип, когда притиснувший меня к себе бандит вновь впился когтистой лапой в мое горло. Грохот и удары, доносившиеся из переднего вагона, стихли и вскоре, вбежавшие в вагон грифоны вылезли из него, пыхтя и отдуваясь, вытащив за собой нескольких раненых товарищей.

– «Зтороффое чутоффище! Шестерых паллошило, троих насмерть. Клотки перекрысло!» – тяжело дыша, доложил старый грифон, недобро посматривая на меня мутными, круглыми глазами и поигрывая тяжелой булавой, на которой, среди округлых шипов, я разглядела капельки крови с клочками серых шерстинок – «Никакта таких страшилищ не фиттел! Ессли бы не тфой нахотчифость, то ушел пы. Кажисть, я ему коллофу пробил».

«О нет. Нет-нет-нет…».

– «Отлично. Что бы это ни было, удостоверься, что оно мертво» – скомандовал атаман, отпуская мое горло и отбрасывая меня назад. Отлетев, я запнулась о чью-то ногу и позорно грохнулась на спину, вновь влетая в толпу загомонивших пассажиров. Пытаясь протестовать, некоторые пони повысили голос, но окружившие нас грифоны не дремали, и крикуны быстро угомонились, прикрываясь ногами от тяжелых ударов копейных древков, обрушившихся на их головы и спины – «Вяжите их и отправляйте! Поезд – сжечь!».

– «Ахтуууу! Ахтуууу!».

Кажется, это был какой-то знак. А может, сигнал тревоги – я не знала. В моей душе внезапно поселилась страшная опустошенность, как черная дыра, высасывающая все тепло из моего тела. Пропавший дух, презрение сородичей и внезапная, нелепая потеря самого близкого мне существа в этом мире, наконец, кристаллизовались во что-то страшное, уже давно жившее в моей душе, и лишь сейчас нашедшее себе выход. Остановившимися глазами я смотрела в небо, не слыша ни выкриков окружавших нас бандитов, ни страдальческих воплей связываемых попарно пони, которых, словно окорока, подвешивали на копьях негодующе пыхтящие грифоны, взмывавшие со своим грузом в облака, ни заботливого бормотания какого-то старого земнопони, старавшегося укрыть меня своим телом во все уменьшающейся и уменьшающейся куче пленников.