Gedzerath - Рождение легиона

«Теряешь аудиторию».

«Тогда сам и говори!».

– «Но наши проблемы – это наши проблемы, хотя они имеют непосредственное отношение к моему выступлению» – древний был прав, и многие пони начали махать на меня копытами, перешептываться и кое-кто даже попытался встать, для того, чтобы стащить со сцены бестолковую кобылу. Почему это не произошло еще в самом начале моего выступления, мне было категорически непонятно, однако я с облегчением заметила среди комиссаров, прогуливающихся по залу, апельсиновую шкуру Старха Джуса, стоящего на возвышении, в самом конце зала, вместе с каким-то пожилым и очень мрачным земнопони. Сосредоточившись, я попыталась вновь завладеть вниманием этого зала – «Видите ли, все это безобразие, весь этот скандал, во время которого целый генеральный секретарь получил по голове золотым тапком весом в полкило, возник не на пустом месте. Видите ли, дорогие мои сограждане, нас с вами, только что, попытались отравить. Нет-нет, не дергайтесь, я говорю об этом в переносном смысле, имея в виду под своими словами попытку изменить нас всех – изменить наше мировоззрение, наш образ жизни, нашу веру и наши надежды. Выйдя на эту трибуну, я заметила, что многих из вас озадачила и даже напугала речь генерального секретаря! Ну как же так, жили мы до этого времени, жили – не тужили, а тут вдруг рраз – и все, стоп машина! Оказывается, мы живем не так! Мы живем не для того! И идем мы с вами не туда, куда хотели! И что, он и вправду думал, что кто-то купится на этот навоз?!».

– «Долой!» – что ж, это был первый крик из зала, которого я ждала. Увы, я не была прирожденным оратором, но прекрасно помнила слова Госпожи: «Толпа – это кобыла средних лет, не очень умная, зато падкая на чувства. Ее легко завести и трудно унять, и лишь те, кто страстно верят в то, что говорят, могут управлять ею, как инструментом, словно своим копытом. Ну, или те, кто умеет это делать, моя дорогая ученица». Злобно ощерившись, я изо всех сил грохнула накопытником по трибуне.

– «Долой?! Кто это там крикнул «Долой!», а? Думаю, тебя, мой дорогой крикун, стоит сводить в подвалы этого милого здания, под которым есть еще пять этажей довольно забавного места, откуда я только что выползла… А точнее, откуда меня выволок один единорог! О да, не делай такую удивленную морду – пока мы с вами, усыпленные веками спокойствия, жили так, как заповедали нам предки, кое-кто, несогласный с таким положением дел, вырыл свое логово прямо под сердцем Сталлионграда! Предатели проникли в наш дом, и пользуясь тем, что нас отвлекают, пускают нам пыль в глаза, обделывают свои гнусные делишки! Целая пещера, заполненная опасной магической субстанцией, бурлит где-то под нашими ногами – куда уйдет эта жидкость, куда она потечет? В колодец? В скважину водозабора, из которой потом попадет к тебе в дом, к твоим детям? Ну что, кто тут еще хочет скинуть меня с трибуны?!».

Что ж, это сработало. Перечисление чьих-то бед и проблем не так интересно, как рассказ о чем-нибудь жутком, притаившимся в темноте. По притихшему залу пронесся недоверчивый шепоток, и даже расхаживающие по нему комиссары замерли на местах, с тревогой глядя на старика, стоящего рядом с Джусом.

– «Да, найдутся те, кто не поверит в мои слова. Но уверяю вас, это есть, и эта проблема – одна из наименьших зол, творящихся здесь, в Цитадели. Исподволь зло подтачивало наши основы, пока не нашло себе идеальную жертву, гнилое яблочко, самую лакомую мишень. Да-да, я говорю о нем, об этом могучем земнопони, сидящим возле стены в окружении своих помощников, я говорю о генеральном секретаре! О том, в чьи уши попал сладкий яд о гласности и рыночной экономике, нашептанный ему одним предприимчивым единорогом, сейчас, должно быть, удирающем на поезде с целой ватагой набранных тут ребят, которых он учит насилию, неуважению к законам, и хочет, чтобы его называли «боссом»! Я говорю о том госте, что в последнее время появлялся у генерального секретаря, с которым тот, не стесняясь моего присутствия, обговаривал свой план «Нового Курса», считая, что я не смогу ему помешать! Бизнес, бизнес рвется во власть в этой стране, желая превратить ее в один большой завод, на котором, с утра до ночи, бесправные рабочие будут горбатиться за талоны на воду, еду… И даже на детей!».

Шум в зале нарастал. Я не стала приводить аргументы, не стала разбирать идеи, высказанные в этом зале Корсом, не стала корчить из себя умную пони – но словно пловец, бросающийся в ледяную воду, отпустила все тормоза и давила не на разум, но на чувства сидящих в зале земнопони.

Потому что нельзя было дать случиться тому, что произошло когда-то в человеческом мире. Потому, что я полюбила этот город – глупо, безответно, не требуя от него ничего взамен. Всех тех, кто нашел в себе силы не свернуть с однажды выбранного пути. Тех, кто кормил меня вкусным супом, кто вез на дирижабле, кто вел паровоз, кто строил дома, растил детей, производил фонари и фризеры, плавил сталь, вытачивал лампочки-кристаллы и охранял леса – все они заслуживали чего-то большего, нежели стать очередным куском кровоточащего мяса для акул капитализма, сдерживаемых пока наличием благородного сословия и мудрой политикой принцесс. Но если дать им волю…

– «Те, кто хочет, чтобы миром правили биты; те, кто говорит, что «Бизнес – это война, и в ней нет запрещенных средств»; те, кто умеет жить, лишь кусая других – они нацелились на нас, на наш город! О да, они пытались раскачать нас снаружи – но это им не удалось, и они уползли обратно, в свои логова, построив на берегу громадного пресного озера, которое они называют морем, город величественных небоскребов и высоких домов, город технологий и бизнеса, что был создан копытами наших рабочих, наших инженеров… И теперь, он постепенно стал местом, где дозволено все! Где не чтят принцесс, где количество битов определяют ваш вес и положение в обществе, где стража ходит по десять голов, в тяжелых доспехах и не рискует заходить в самые зловонные и мрачные подворотни! И это они называют «прогресс»! Это они называют «развитие», это для них «рыночная экономика», в которой каждый пони – враг или ресурс!».

Что ж, это они восприняли гораздо лучше. Распаляясь, я уже не стесняясь, лупила зажатым под бабкой накопытником по старому дереву трибуны, подчеркивая самые эмоционально значимые обороты речи. Зашумевшие было, пони притихли и теперь внимательно слушали что-то вопившую с трибуны ораторшу, внутри у которой кто-то смеялся, самым наглым образом отвлекая ее от столь важной и значимой речи, мысленно подрисовывая ей то усы и прилизанную на бок прическу, то брея ее налысо и суя в копыта ботинок. Надеюсь, зрители оценили, чего мне стоило не заржать в этот момент…