Генри Олди - Баллада о кулаке

Теперь же присутствие Змееныша с его весьма своеобразным, но крайне полезным в данном случае опытом, значительно ускорило изучение Лабиринта Маленьким Архатом.

Земляные стены сочились влагой, от сырости и тяжелого духа подземелий перехватывало дыхание, между ног то и дело шуршали наглые сытые крысы, чувствовавшие себя здесь как дома. Да они и были дома, равно как и чешуйчатые ящерицы, мотавшиеся прямо по стенам с поразительной для этих животных скоростью; ноги скользили по глинобитному полу, но Змееныш по-прежнему ступал след в след за Маленьким Архатом, настороженно внимая темноте.

Поворот.

Еще один поворот.

По левую руку вроде бы начинает мерцать зыбкое, неуверенное сияние, но туда ходить нельзя, там тупик, там ложь и обман для робких, и об этом Маленький Архат уже успел предупредить в свое время. Холод забирается под одежду, шарит там сотнями обжигающих пальцев, леденит кровь, вынуждая идти быстрее, только быстрее идти никак нельзя, и даже не потому, что где-то впереди бесшумно движется уродливый повар Фэн, преподобный безумец с деревянным диском под мышкой...

Просто впереди, ровно в двухстах пятидесяти трех с половиной шагах от двери в Лабиринт, начинается колодец.

Который в обители прозвали «купелью мрака».

Двое людей, один из которых маленький, да и второй не очень-то большой, останавливаются. Одновременно. Сдвигаются вправо: на один чи, на два... на два с четвертью. И присаживаются на корточки. Нет, сперва меняются местами — тот, что побольше, становится первым, а маленький кладет правую руку на плечо своему спутнику — как слепец верному поводырю. И вот так, на корточках, держась один за другого и ступая скорее на кончиках пальцев, чем всей ступ-

Ней, они движутся вплотную к стене. Шаг в шаг. Шаг в шаг. Шаг...

Идти в полный рост нельзя — на середине пути в стене торчит бритвенно острое лезвие, как раз на уровне горла взрослого человека. А невзрослому человеку вроде маленького этот подарок темноты вполне может искромсать лицо или лишить глаза.

Шаг в шаг.

Шаг в шаг.

На корточках.

С рукой на плече,

На кончиках пальцев.

И с прямой спиной — потому что сгорбившегося или наклонившегося вперед ждет пропасть, разверзшаяся по левую руку; «купель мрака», из которой тянет мертвечиной, словно спящие там скелеты неудачников медленно пробуждаются и радостно потирают костяные ладони в предвкушении прихода гостей.

Будет о чем поговорить в долгие годы ожидания, когда сверху только и происходит, что мелькает силуэт с диском под мышкой!..

Верно сказано:

Но вот дыхание смерти отдаляется, можно сперва выпрямиться, потом снять руку с плеча... однако останавливаться нельзя, потому что сегодня непременно надо пройти мимо падающего наискось камня, скатывающегося по невидимому желобу, затем остановиться точно перед натянутым поперек прохода шнурком, взять горсть земли и швырнуть в шелковую преграду — если попадешь точно в центр, то за шнурком обрушится сверху сучковатое бревно, а если земля толкнет шнурок слева или справа, то поначалу не будет ничего, а потом, через два долгих-долгих вздоха, вдоль шнура скользнет копье и, подобно растревоженной змее, исчезнет в своей норе.

А еще надо обойти три сети и один капкан-западню.

Причем успеть избежать последней ловушки до того, как повар Фэн уйдет слишком далеко. За капканом начинается незнакомая территория, а Маленькому Архату непременно надо понять, что делает уродливый повар в стремлении избегнуть неведомых опасностей.

Или хотя бы каким образом он их преодолевает.

Змееныш будет смотреть, а малыш в рясе — запоминать, сопоставлять и думать.

Может быть, в следующий раз они пройдут дальше.

И игра со смертью продолжится.

Ползи, Змееныш!..

На обратном пути Маленький Архат был счастлив — ему удалось выяснить, что после западни коридор светлеет, и дальше он может полагаться не только на слух и чутье, а также на ночное зрение Змееныша Цая, но и на собственные глаза.

Поэтому, просто брызжа радостью, он был весьма удивлен, когда крепкая пятерня лазутчика запечатала ему рот. Одновременно с этим Цай прижал мальчишку к себе, не давая шевельнуться.

Только чуткие уши лазутчика жизни могли уловить звук чьих-то шагов снаружи, по ту сторону от слегка приоткрытой двери в Лабиринт Манекенов.

Таинственный незнакомец постоял у самого входа, зачем-то ковырнул ногтем стену — Змееныш отчетливо слышал его дыхание, ровное, безмятежное, преисполненное спокойствия и уверенности — и негромко рассмеялся.

— Опять старый Фэн шалит, — прозвучал низкий, слегка рокочущий голос. — Ну что ж...

И шаги двинулись в обратном направлении.

А в глубине Лабиринта Манекенов уже раздавался сухой отчетливый треск — уродливый повар дошел наконец до деревянных воинов...

Солнце припекало вовсю, и Змееныш уже успел изрядно взмокнуть, в сотый раз повторяя неизвестные ему ранее и весьма утомительные «шаги хромого Аня», когда прямо перед ним на утоптанный песок заднего двора упало несколько теней.

Сегодня новичков заставили отрабатывать пройденный урок самостоятельно, учитель-шифу куда-то ушел еще час назад, да и сам Змееныш Цай неожиданно увлекся новым для себя способом боевого перемещения и поэтому остановился не сразу. Прыгнул влево, вправо, отшагнул скособочившись, словно и впрямь был хромым — а уже после этого замер, тяжело дыша.

Последнее далось ему легко.

Перед Змеенышем Цаем стоял патриарх Шаолиня. Сухопарый высокий старик с реденькой бородкой, росшей на самом краешке выпяченного подбородка, чуть-чуть сутуловатый и оттого напоминающий высматривающего зазевавшуюся жабу журавля.

Взгляд патриарха не выражал ничего, кроме легкой заинтересованности — если можно себе представить почти абсолютно равнодушную заинтересованность.

Выходило, что можно.

За патриархом стояли двое: главный наставник воинского искусства, человек гигантского роста и соответствующего телосложения, любивший сражаться одновременно алебардой и короткой секирой; и худой, почти хрупкий, но при этом невероятно жилистый монах лет пятидесяти.

Почетный гость, перед которым открывали парадный вход.

Преподобный Бань.

— Вы уверены, достойный Бань, — патриарх говорил так, словно Змееныш и не находился рядом, а был где-нибудь за тысячу ли от монастырского двора, — что именно сей юный инок должен сопровождать вас в Столицу?

— А почему бы и нет, отец-вероучитель? — пожал узкими плечами преподобный Бань. — Или у вас есть сомнения на этот счет?