Генри Олди - Баллада о кулаке

Брызнули искры, и Маленький Архат увидел, как за спиной Ли Иньбу прямо из воздуха материализовался здоровенный якша в ржавом панцире, открытом шлеме и с двуострым копьем в волосатых ручищах.

Однако увлеченный поединком начальник караула не обратил на это внимания. Не прерывать же на полпути замечательный танец с алебардой, пользоваться которой командир был большой мастак! Особенно, если Ли Иньбу ничего не имел против. Лезвие сверкало подобно молнии, удары градом сыпались на черта, однако мохнатый лоча всякий раз успешно уворачивался, точильный камень искрил почище фейерверка, а за спиной черта один за другим возникали воины-якши, выстраиваясь в ровную шеренгу.

Наконец озверевший от постоянных промахов начальник караула рубанул наискосок из какого-то немыслимого выворота, и на мгновение Маленькому Архату показалось, что теперь-то Ли Иньбу уж точно конец: будь шкура черта и его рогато-шипастый череп даже из брони — этот удар неминуемо должен был расколоть надвое голову адского чиновника.

Однако в последний момент Ли Иньбу исхитрился возложить себе на макушку многострадальное точило, искры брызнули фонтаном, и лезвие алебарды с треском сломалось пополам.

Вместе с точильным камнем.

— Хороший удар, — похвалил лоча, растирая ушибленное темечко. — А вот сталь никуда не годится!

Начальник караула растерянно переводил взгляд со сломанного оружия на черта и обратно — и только: тут до него дошло, что его подчиненные опасливо, жмутся к воротам.

Еще бы не жались, если перед ними застыла шеренга мрачных якшей в полном вооружении, впереди которой находился вполне человеческого вида воин в изрубленном и залатанном панцире, с красной повязкой на лбу и с двумя топорами «шуан» за поясом.

— Ты спрашивал, где смена? — довольно осклабился Ли Иньбу. — Вот, явилась! Слушай мою команду...

— Что это значит, Ли? — строго осведомился воин с красной повязкой. — Нам запрещено вмешиваться в дела живых!

— Кроме особых случаев, уважаемый господин тайвэй, — обернулся к нему черт. — Мы все здесь по вызову.

— Чей вызов?

— Судьи Бао. Точнее, этого достойного малыша, но судья в темнице, так что я позволил себе...

— И правильно сделал, — кивнул тайвэй. — Нужно сменить караул?

— Совершенно верно. Мне они подчиниться не пожелали.

Воин с топорами молча отстранил Ли Иньбу и вышел вперед.

Начальник караула невольно попятился.

— Я — генерал Сян Хай-чжун, доблестно погибший в битве у Черепаховой заводи, ныне — тайвэй дворцовой стражи Владыки Янь-вана! — прогремел над замершей площадью суровый голос воина.

Начальник караула невольно вытянулся, как не вытягивался даже перед принцем Чжоу.

— Как старший по званию, приказываю сдать пост! Слушай мою команду: напр-р-ра-во! Шаго-ом марш!

Почти сразу Маленький Архат успел отметить, что стража у парадного входа во дворец поспешила последовать примеру внешней охраны, не дожидаясь особого распоряжения. Якши уже занимали оставляемый солдатами пост, а Ли Иньбу и Маленький Архат, не теряя времени, проследовали ко входу во дворец. Позади топал один из якшей, приставленный к ним в качестве сопровождающего предусмотрительным Сян Хай-чжуном.

Во дворе Маленький Архат немедленно изловил за ухо дворцового повара, неудачно пытавшегося прикинуться статуей, и приказал:

— Веди нас в темницу. И быстро! А то съем.

Повар и не подумал сомневаться.

Допросы прекратились несколько дней назад. Казалось, об узниках все забыли: их даже перестали кормить, и лишь изредка сердобольный старик-тюремщик приносил кувшин с водой и горсть заплесневелых корок.

«Решили уморить голодом», — отстранение думал иногда судья. Впрочем, эта мысль уже не вызывала у него никаких чувств. Не все ли равно, от чего умирать: от голода или от пыток? В допросную залу выездного следователя не таскали, но обожженное и истерзанное тело не желало выздоравливать, лелея собственные раны, как залог смерти-избавительницы — жизненные силы были на исходе.

Почти все время Бао пребывал в забытье, в аду Фэньду — но и там его мысли путались, мешая сосредоточиться на работе, и судья не раз пропускал появление злокозненных рук или, наоборот, поднимал ложную тревогу.

Иногда он приходил в себя. Чаще — в Темном Приказе, реже — в своей камере. В один из моментов просветления он попытался связно изложить Владыке, кто повинен в безумии, лихорадившем оба мира все сильнее.

Яньло грустно смотрел на судью.

— К сожалению, здесь я бессилен, — развел руками Князь Преисподней. — Шаолинь недоступен для меня и моих слуг. Теперь лишь живые способны остановить этого безумца.

— А может быть... — судья вспомнил явившийся ему призрак Бородатого Варвара. — Может быть, найти того, кем стал сейчас великий Бодхидхарма? Мне кажется...

— Вы плохо просмотрели его свиток, уважаемый сянъигун. У Просветленного Учением больше не было перерождений.

«Вот и все, — подумал судья Бао, провожая удаляющегося Князя взглядом. — Я раскрыл это дело, но остановить происходящее не в моей власти. Янь-ван бессилен, Бородатый Варвар навсегда ушел в Нирвану или куда-то еще, а я медленно гнию в тюремной камере».

Но и эта мысль не взволновала его, вызвав лишь мимолетное сожаление.

Теперь оба мира представлялись судье Бао одинаково размытыми и нереальными. Он все чаще барахтался в омуте воистину чудовищных видений, не имевших отношения ни к Преисподней, ни к миру живых: ему виделись странные твари, отдаленно похожие на бесов, но не являвшиеся ими; в бреду он разговаривал с людьми и нелюдями — живыми или давно умершими, иные из которых были ему абсолютно незнакомы; грань между двумя мирами и горячечным миражем становилась все более зыбкой, и судья почти не сознавал, где он на самом деле находится.

Но что-то еще держало его, не давая слететь с вертящегося Колеса Сансары, ведь когда Сингэ Третий, окончательно сошедший с ума от голода, попытался перегрызть судье горло и напиться свежей крови... выездной следователь, очнувшись, сумел оттолкнуть сюцая ногой — и теперь Сингэ Третий жалобно скулил в углу, сверкая оттуда безумными глазами.

Бао понимал: в следующий раз у него может просто не остаться сил, чтобы оказать сопротивление своему бывшему подчиненному.

Ну и пусть.

Лязгнул засов, и дверь в камеру неторопливо отворилась.

Или это снова видения?

Судья попытался сосредоточиться.

В дверном проеме мелькнул свет, и в камеру вошел коренастый человек со свечой в руке. Тусклый огонек ослепил отвыкшего от света выездного следователя, но он все же успел заметить удавку в другой руке вошедшего.

Палач.

Вот теперь — действительно все.

Но в следующий миг палач почему-то кувырком полетел в угол, словно площадной акробат, а перед судьей Бао возникла знакомая физиономия Ли Иньбу.