Вадим Крабов - Рус. Защитник и Освободитель

Если Рус от удивления не открыл рот, то это только из-за железного самообладания. А вот Гелиния на несколько мгновений оторопела — «стена» пошла волнами, но, хвала богам, осталась в прежнем виде — девушка смогла взять себя в руки. Ох, и огребла бы тогда насмешек со стороны законной половины!

Рослая красавица (на пару пальцев выше высокого, по меркам кочевников, воина, мимо которого пробегала), не пытаясь выхватить кинжал, упала на колени перед вождем и со слезами обхватила его… ну, чуть выше ног.

— Аграник, Аграник, — приговаривала она и Рус не выдержал напора нежностей — отпустил командира отряда.

Он тоже упал на колени и обнял свою девушку, успокаивающе приговаривая:

— Все хорошо, Влада, милая, это была ошибка, я случайно опустил руку… — при этом похлопывал и поглаживал… жену?

Кто-то из воинов смотрел на эту сцену безразлично, двое презрительно отвернулись, а некоторые медленно потянулись за лежащими у их ног луками.

— Стоять! — крикнул Рус, сурово глядя на «нарушителей конвенции». Они поспешили выпрямиться. — Ты, — показал пальцем на Фарика, — подойди ко мне, объясни кто эта девица из племени этрусков, — одновременно с началом любовной сцены он ощутил, как давящее чувство опасности постепенно сошло на нет.

«Кажется, отвоевались», — подумал и обернулся к Гелинии. Хотел приказать ей снять «пыльную стену», но… в общем, приказал, только не сразу. Чуточку полюбовался, как в правом глазу верной супружницы застыла предательская слеза умиления.

Без «стены» звуки обрели должное звучание и Рус вынужденно приказал практически орущему Фарику: «Говори тише, я хорошо слышу».

— …жена она ему, пред Предками обвенчаны, все по чести, — пояснил «телохранитель», зауважавший после случившего всех жрецов разом и конкретно этого, в частности.

— То есть, — тут внезапно вступила Гелиния, — вы захватили её в полон, хотели сделать рабыней-наложницей… — кочевник спокойно кивал на все её утверждения. Он плохо понимал по-гелински, а то бы уловил в словах «жрицы» изрядную долю едкого сарказма, — Аграник выступил против отца, отдал всех своих борков, баранов и рабов, все сбережения и выкупил её? — снова кивок недоумевающего Фарика: «Чего непонятного? Плохо языком, что ли владею? Нет, жрец понял…».

— А вы у неё согласия спросили?! Она хотела становиться наложницей?!

— А кто об этом спрашивает? — удивился все еще непонимающий сути возмущения женщины кузен вождя, старший сын родного брата прежнего лидера. Кстати, его отец погиб в том же жестоком сражении, что и прежний глава рода.

— Гелиния! Успокойся, вспомни кто ты есть, — строго произнес Рус, нажимая на слово «ты».

Кочевники поняли этот окрик, как наставление старшего жреца — младшему собрату, то есть сестре, а «жрица» вспомнила, что она — сарматка, та же кочевница. Вспомнила и устыдилась своей слабости. Сарматские обычаи тоже не отличались мягкостью: никто бы не поинтересовался желанием рабыни становиться наложницей.

«Блин, — досадно подумал Рус, — Санта-Барбара и сюда добралась и здесь бабы на неё западают. Надо прекращать это безобразие».

— Аграник! — скомандовал он, — отставить нежности! Ты воин или кто?!

Вождь вскочил. За ним поднялась и Влада, оказавшаяся на полголовы выше мужа. Она скромно встала за его спиной.

— Зови весь отряд, речь держать буду. Не бойся, всех спасу, кто хочет спастись. Вы — воины, а не разбойники. Начудить не успели? В смысле купцов не грабили, безоружных не били?

— Я — не боюсь! — гордо заявил вождь рода Пангирров, — но я отвечаю за своих людей! Не грабили мы никого! Да и откуда сейчас купцы? Все по домам сидят.

— Зови. Бабы с ребятней пусть тоже не боятся, отвечаю… — Аграник подумал, что перед Богиней, а Рус не уточнил.

На вырубленной вдоль дороги десятишаговой зоне разместились примерно сотня человек, в основном женщины и дети. Мужчин, включая стариков, насчитывалось всего два с половиной десятка, трое из них — шаманы. Они стояли возле самой кромки леса: два относительно молодых — чернобородых и один седой как лунь, с длинной бородой чуть ли не заправленной в пояс. У всех троих — рунные посохи с набалдашниками из черепа большой кошки и недобрые недоверчивые взгляды.

— Народ… — Рус покосился на вождя и дождался подсказки, почему-то с указанием на рисунок кошки на одной из грудных пластин, — Пангирров! Не надоело вам шататься по лесам, голодать и бояться каждой мыши?

Мужские голоса недовольно загомонили. Шаманы молчали.

«Только бы от них хлопот не было, не допусти, Величайшая!», — взмолился Рус. Незнание ими языка отринул сразу. Кто, если не они — самые грамотные?

— Этруски сегодня оказались сильнее, — продолжал «жрец», — вам предстоит выбирать: либо погибнуть всем и тогда Пангирры совсем исчезнут с лица земли (он уже узнал, что их род насчитывал всего одну кочевую стоянку, и что они наследники некогда многолюдного племени, перебитое другими родами задолго до этрусков), либо остаться жить с надеждой на возрождение! Выбирайте, гордый народ Пангирров! — не давая долго рассуждать, продолжил, перекрывая выкрики на непонятном языке, — Выход один — принять посвящение Гее! Тогда этруски вас не тронут и вы снова сможете спокойно кочевать! Конечно, о набегах придется забыть…

— Как забыть и своих Предков! — сильным голосом перебил его старый шаман. Говорил на чистом гелинском, — забыть их заветы, отринуть законы, не взывать к их Душам! — с этим словом стукнул посохом по ярко-зеленой весенней траве и принялся гладить череп зверя, что-то шепча. Этим же занялись и его напарники. На Руса повеяло прибывающей Силой из Мира Предков.

Он вспомнил мощь Озгула и стал лихорадочно соображать, как, не показывая своих Духов и не прибивая шаманов — народ не поймет, одержать убедительную победу.

— Остановитесь! — приказал своим подчиненным Аграник, но они его не слушали. Тарик и Фарик потянулись было к ближайшим воинам за луками, но передумали; решили подождать исхода неизбежного противостояния жрецов и шаманов. «Телохранители» лишь плотнее придвинулись к своему вождю и ловко перехватили шиты со спины, сразу вдев руки в ременные петли. То же самое, досадно плюнув, сделал и сам Аграник, а люди поспешили убраться с пути между жрецами и шаманами.

Жизни последних спас частый цокот копыт. Все замерли, а через десять томительных сердечных ударов, за которые Рус успел наполовину собрать «пулемет», а Гелиния полностью подготовила «пыльную стену», к вождю подскочил всадник — мальчишка лет десяти.

— Вождь! — срывающимся голосом закричал он, — этруски, много этрусков скачут сюда! Оттуда, — и показал направление противоположное Кушинару, — будут здесь через треть четверти, если не меньше! — и только после этих слов с удивлением уставился на «жреца» со «жрицей».