Вадим Крабов - Рус. Защитник и Освободитель

Комендант, здоровенный, как все этруски, хоть и принял без очереди, но отмахнулся как от простого просителя, не повысив князю самооценку:

— Живи пока у себя, прибудет новый князь — освободишь дворец.

Что ж, спасибо и на этом! Ринг стал готовиться перебираться к теще, будь она неладна! К сожаленью, это оставалось единственным местом, где его примут. Когда кончится это никому ненужное «военное положение», надеялся прикупить домик. Не зря оставлял «заначку» на черный день, как чувствовал! Казну, естественно, сразу опечатали.

Наконец, сегодня прискакал десяток воинов, быстро проверили все помещения и приказали князю со всем его секретариатом (жена с дочерями давно жили в своем родовом доме) дожидаться «сменщика», который должен приехать через статер-другой. Однако явился он через целые две четверти, в сопровождении старого пройдохи Рида.

— Князь Ринг? — новый хозяин поздоровался сразу, как только соскочил с единорога, — я — князь Рус Четвертый, это моя жена Гелиния. Сдавай дела, коллега!

«Странный он, несерьезный, — подумал Ринг, — А рост-то обычный! Но воины его глазами едят, значит, в самом деле князь… да и лицом — вылитый этруск».

Потерпев неуклюжие комплементы ему и его жене, Рус не выдержал:

— Знаешь что, князь, не в обиду. Позови самого толкового секретаря, кто делами занимался, а сам поводи жену по комнатам, пусть она выберет нам спальню. Ей, как я вижу, твои комплименты нравятся.

Гелиния в ответ фыркнула, излишне нежно взяла Ринга под руку и жеманным голосом произнесла:

— Идем быстрее, дорогой князь, поищем спальные апартаменты…

Рус в ответ заботливо посоветовал:

— Можете не торопиться, дорогая, я надолго задержусь у секретаря, — бедный Ринг не знал куда деваться, мечтал сквозь землю провалиться! Шутки-шутками, но кто их, этих этрусков, поймет!

Первым делом Рус приказал принести все известные астральные координаты. Опытный секретарь Пирк удивился, но не переспросил. Сходил в архив, набрал огромную кипу свитков: «Хвала Гиду, недавно собрали все в одно место за ненадобностью… неужели он может ходить Звездной тропой? Интересно…», — думал этот умный человек, собирая свитки. Принес в свой кабинет, возможно, ставший уже не его.

— Стой, — позвал Рус Четвертый выходящего секретаря, — останься, будешь переводить. Интересный у вас алфавит… на основе рун Эребуса, если я не ошибаюсь?

— Истинно так, — удивился Пирк: «Варвар в этом разбирается?».

— Разбираюсь, господин секретарь, — кушинг вздрогнул от неожиданности, — мысли не читаю, но за лицами слежу внимательно, — сказал с легкой усмешкой, — и я обязательно выучу ваш язык и письменность. — Все разговоры велись на гелинском, на этом местном «языке межнационального общения».

Новый князь измучил секретаря, засидевшись до первой ночной четверти.

— Значит так, я вернусь через семь дней, — сказал он перед уходом в спальню, куда его уже неоднократно звала жена, — ты мне понравился, остаешься за старшего. Приказ такой: аппарат не распускать, а озадачить его сортировкой всех дел. Торговля — к торговле, стража — к страже, казна, продовольствие и так далее, ты понял.

Пирк важно кивнул и напомнил:

— Государь, казна пока еще опечатана…

— Ерунда, пошлешь кого-нибудь к коменданту. Приедет маг, скажешь ему, что я велел снять печать, — брови секретаря поползли вверх:

— А-а-а…

— Поверит, не переживай. Только смотри у меня, сам руки в неё не запускай, — вроде бы шутливо погрозил пальчиком и улыбнулся. От этого Пирк шумно сглотнул и понял — лучше даже не думать о таком соблазне. Причем, до него совершенно не доходило: как этот странный этруск сможет его проверить?

«Обязательно ищи координаты, но об этом не распространяться. Понял?», — услышал он сквозь мучительные раздумья и, наконец, облегченно выдохнул: «Защиту памяти ломать, конечно, не станет, а вот поклясться заставить может и внимательно проследит за формулировкой…», — эта простая мысль успокоила. А то сильно нервировала похожая на звериный оскал улыбка, мелькнувшая на лице варвара.

Пирк встрепенулся и ответил:

— Понял, князь. Смею заметить, что много теперь ненужных, — на этом слове сделал явный акцент, — астральных координат лежат в гильдии.

— Вот именно, — подтвердил Рус, — ненужных. Ты справишься? Не торопись, дело серьезное.

Секретарь ответил через долгий статер раздумья.

— Полагаю, у меня получится… по крайней мере, секретность соблюсти сумею, если раздобыть не удастся.

— Надеюсь, уважаемый Пирк. Я пошел к жене и настоятельно рекомендую ближайшие семь дней туда не заходить. Хорошо?

«Неужели — «тропа»?! Мы находили координаты большой спальни!», — восхищенно и в то же время почему-то с очередным испугом, не желая верить, подумал секретарь, но словами просто подтвердил приказ:

— Будет исполнено все в точности, князь!

Этот варвар сломал у Пирка давно устоявшиеся представления об этрусках, как о тупых воинах. Правда, оставалась спасительная мысль: «Он у них один такой… маленький…», — за неё и зацепился. Она доставляла радость. Какую-то глупую, родом из детства, когда этруски были далекими тупыми воинами, над которыми в играх было принято потешаться.

Как ни хотела Гелинии испробовать шикарную кровать в «общей» спальне князя Ринга (были у них с женой еще и личные спальни), но Рус торопился и супруги «провалились» в сад «Закатного ветерка». Понятливая супруга, горько вздохнув, ничего не сказала.

В Кушинаре они встретились там же, где и планировали — в комендатуре.

Слова «Именем Эрлана Первого» сильно ускоряли военную бюрократию. А когда Гелиния призналась коменданту города, что является женой Руса Четвертого, тогда и вовсе дела заскользили как по маслу. Пангирров полностью амнистировали, выдали пергамент с разрешением кочевать на их излюбленных пастбищах и, конечно, приглашали в любое время посещать Кушинар, где скоро построят храм Геи. Кроме того, подлечили всех раненых и хворых, выдали продовольствие и даже деньги на покупку скота. Задержаться в городе они отказались и буквально на следующее утро покинули своё временное пристанище — казармы кушинарского гарнизона, во дворе которого ставили шатры.

Аграник обиделся, когда от простых воинов-этрусков узнал, что посвящал его род Гее не абы кто, а сам Сын Френома, который и вправду одновременно был посвящен Величайшей.

— Что же он там, на дороге не признался! — возмущенно воскликнул он в кругу близких. Умом понимал объяснения Влады и Фарика, но сердце не принимало:

«Кругом ложь! Даже дети богов — лгут! В степь, как можно скорее!», — молод он был для вождя, горяч и наивен.

Ровно через семь дней, Рус, одетый как типичный кушинг, причем небогатый — опоясанный простым кушаком без изысков, вышел из большой спальни, кивнул паре невозмутимых воинов-этрусков и спустился в секретариат. Поздоровался с Пирком и велел немедленно звать сюда Гильдейских старейшин.