Павел Буркин - Сила Мира

Когда зверье, наконец, совладало с мужчиной, оборонявшимся в сенях, и прогрызло дверь, тут была симпатичная молодка, его жена, и двое маленьких детишек. Детишек сожрали немедленно, а женщину… И почему ее не взяли на стену? Там бы за ней хоть присмотрели…

На женщину взгромоздилась черная, чешуйчатая тварь, уж не знаю, как протиснувшаяся сюда, и ритмично двигается, делая то, чем я сам впервые занимался лет в тринадцать с симпатичной проституткой (которую потом сам же и прикончил — Атарг не может рисковать, оставляя мать возможных бастардов). Теперь женщина кричит непрерывно — и от боли, и от страха, и от стыда… Тонкие руки пытаются отпихнуть мерзкую тушу, но с таким же успехом она могла бы попытаться опрокинуть печь… Миг спустя в голове взрывается кошмарная мысль: если они дойдут до Эрхавена, никто не поручится, что какая-нибудь гадина не оседлает вот так Амелию.

Сам не знаю, что на меня нашло: я ведь потому и выжил, что никогда не давал слепой ярости затопить сознание. Мозг мага, тем более Палача Лиангхара, должен оставаться ясным и бесстрастным. Захлестнувшее темное бешенство, пробившее десятилетиями возводимые в сознании плотины, бросает меня прямо на черную, чешуйчатую тварь, сипло ухающую в такт движениям. Рядом вперед рвется Крейтон.

Путь преграждают мелкие, но зубастые тварюшки, бросающиеся под ноги, прыгающие со стен и закопченных потолочных балок, падающие с печи и даже со спины чешуйчатого насильника. Рвущиеся в проломы заходят со спины, норовя перегрызть сухожилия. Сам я без помощи магии нипочем бы не отбил атаку, но основной натиск принял на себя Воитель. Два легких, напоминающих сабли изогнутых меча словно окружили хозяина незримой стеной. Крейтон движется не торопясь, едва ли не с ленцой, но мечи каждый раз оказываются там, где к телу рвется очередная гадина. Режут их с точностью скальпеля хирурка или… очень опытного палача. Ни единого лишнего движения, ни одного повторного удара. Смерть, принявшая обличье Крейтона, не ошибается и не промахивается.

— Бей главного, я прикрою!

Повинуюсь. Как маг я сильнее Крейтона, а как воин ему уступаю. Сейчас о магии можно забыть. Значит, командовать должен лучший. Отрываюсь от пола и, в прыжке развалив какого-то не в меру шустрого прыгуна, выбрасываю руки в длинном выпаде, нацеленном в бок твари. Как я и ожидал, чешуя попрочнее кольчуги, но ненамного, а я вложил в удар весь вес тела. Меч входит в тело черной гнуси по рукоять. Нечеловеческим усилием, зарычав от натуги и первобытной ярости, проворачиваю клинок в ране.

Вой подыхающей твари, кажется, сейчас разорвет барабанные перепонки. На штаны, и без того безнадежно загаженные, потоком льется светящаяся кровь. Вырываю меч и бью, не помня себя, по короткой мясистой шее и башке. Черепную коробку меч не одолел, но хоть оглушил. Разобравшийся со зверьем Крейтон, не долго думая, вгоняет в оба глаза твари семивершковые ножи, тоже проворачивает. Туша вздрагивает и затихает с хриплым рыком.

— Помоги!

Вдвоем мы кое-как сваливаем неподвижную тушу (как мы с Воителем вместе взятые). Может, еще как Нек с Аэллой.

Как ни странно, после пережитого женщина еще жива. Одежда разодрана на срамных местах, ноги, живот и грудь исцарапаны чешуей, но на глаз зверюга ей ничего не сломала. Хуже другое: в широко открытых глазах плещется, заражая окружающих, дикий, ни с чем не сравнимый ужас и отвращение, а разума в них уже нет. По нижней губе тянется ниточка слюны пополам с кровью из прокушенных в муке губ. Теперь я понимаю, отчего ее не взяли на стены. Женщина самое меньшее на шестом месяце… Может, я ошибаюсь. Я же Палач, а не повивальная бабка.

— Идти можешь?

Мог бы не спрашивать. Такое состояние бывало у иных на пыточном станке. Когда боль столь велика, что выжигает все чувства и мысли, а спасительный обморок не наступает. Тут уже не то что скажут все, чтобы избавиться от боли — и на это мозгов не хватит. Все, что отличает нас от безмозглого червя — дар речи, воля, гордость, способность думать — умирают, что раньше, что позже. Остается лишь Ее Величество Боль и обезумевшее животное, еще недавно бывшее человеком… Доводилось мне испытывать такое и на собственной шкуре — не скажу, что понравилось. Только я смог вернуться, а многие и многие другие — нет. Растениями становились.

Вот и эта сейчас вроде жива и в сознании, но что скажи — до нее не дойдет. Если и оттает, это случится нескоро. И уж точно почти нет шансов, что уцелел ребенок. А уводить надо сейчас. Потому что мечи Крейтона вновь звенят, встречая лавину чудовищ и расчищая путь. Я поступаю просто — произношу короткое заклинание. Магия не действует на Тварей Ночи, но не на смертную женщину. Теперь она сможет встать и идти в лохмотьях и босиком по снегу, не чувствуя боли и холода, ибо деревянные башмаки залиты светящейся, наверняка ядовитой и едкой кровью тварей. Потом ей, конечно, придется худо — знаю, как на беременных влияет магия Владыки — но ничего лучше в голову не приходит…

Отходим почти в том же порядке, что и ворвались в дом. Крейтон прокладывает дорогу, рубя прорвавшуюся гнусь, я прикрываю его со спины, а между нами машинально переставляет ноги спасенная крестьянка. Вокруг беснуются живые волны, уже затопившие окраинную улицу, рвущихся к храму. Правда, замечаю я, они делают это вяло, по инерции, стараются увернуться от мечей Воителя. Мы продвигаемся к центру села, почти не встречая сопротивления.

— Ты почему тут? — наконец спрашиваю Крейтона.

— Они только тут и атакуют.

— Ты в своем уме?

— Вполне. Они прорвались у ворот с четвертой атаки — эти слоны высадили. Я одного завалил…

— Я тоже. И что?

— Ворвались в село — и остановились в окраинных домах. Мы почти выбили их оттуда, остальное селяне сами доделают. С вашей стороны еще продвигаются, но я не я буду, если и они останавливаются и назад поворачивают.

— С чего бы? Они же, считай, взяли село.

Крейтон задумывается. И выдает такое, отчего я покрываюсь холодным потом, едва не выпускаю из-под контроля наложенные на женщину чары.

— Им нужно уничтожить опорный пункт между Нехавендом и Салвангом, это так, — произносит Воитель. — Но штурм затевался не только и не столько ради Ритхэаса. Главное мы. Даже не мы, а…

— Аэлла, — заканчиваю я мрачно. — После Тетрика — единственная, владеющая Силой Мира. Но она же не может использовать ее в полном объеме! Почему против нее всю орду поворачивают? На нее бы тех драконов за глаза хватило, если б они обнаружили побег!

— Верно — если бы ее нашли в поле одну. Но, похоже, она прорвалась через кольцо и встретила войско. Теперь все решается именно там, Палач, и зависит только от них. Прорвутся сюда — глядишь, и смогут перемолоть всю орду, все-таки армия. А если их прикончат…