Саманта Хант - Изобретая все на свете

— Спрашивая, не заметили ли вы чего-либо странного, мы имели в виду другое. Не замечали ли вы чего-либо подозрительного. Сомнительные посетители, друзья?

— Нет.

— Нет? Вы уверены?

— Я уверена. У мистера Теслы нет друзей. Не осталось.

Они шли рядом, и ее ладонь покачивалась совсем рядом с его бедром. Сигналила ему: как маяк, как тревожный гудок. Фредди, рассказывая Уолтеру про гнездо, которое птицы торопливо строили под карнизом станции надземки, как видно, совсем не замечала мощных сигналов, которые ее ладонь посылала его ладони. Они с Фредди были женаты уже почти год, но их все еще разделяла какая-то официальность, непонимание и неловкость, расстояние, красота, придававшая их отношениям нервность и напряженность. Он ее не заслуживал и целыми днями дивился, как это она ему досталась. Удивление волнами захлестывало его, когда он к ней прикасался. Ему нравилось оттягивать время, предвкушать, сколько радостей принесет ему ее рука.

Они проходили квартал за кварталом. Нью-Йорк чадил. Топки на угле выдыхали жирный землистый смог. Уолтер с Виннифред миновали бойню Брэй, перепрыгнув ручейки крови, подсыхавшие на мостовой. Они прошли мимо немого кинематографа Барнетта и видели саму миссис Барнетт, сидевшую у стены на вынесенном из зала кресле. Старуха обучала внука игре на пианино — на сосновой доске, на которой кто-то искусно начертил все восемьдесят восемь клавиш клавиатуры. Немая музыка для немого кино. Они прошли конюшни Ло — сравнительно новое предприятие, еженощно отбивавшее атаки ирландских банд, считавших, что конюшни могут содержать ирландцы, в крайнем случае — немцы, но никак не китайцы.

Уолтер мог часами гулять так, прежде чем дотянуться до ее руки. Минуты, проведенные в ожидании, он любил даже больше минут, когда получал то, чего хотел. Время у него было. Время было у обоих. Время было больше вселенной, и они с Фредди были всего лишь муравьишками, ползущими сквозь него — новобрачные.

Они прошли через город, нырнули под мост линии Эль, прошмыгнули перед несущимися машинами. Фредди с Уолтером держали путь к шумным пристаням Гудзона, где, несмотря на деловитую погрузку и разгрузку торговых судов, был покой реки. Стоя на берегу рядом с Фредди, Уолтер представлял, что видит, как струи соленой воды смешиваются с пресной. Он находил в их слиянии много романтики. Он показывал на них Фредди, которая, не вытерпев, наконец брала его за руку. Уолтер, чтобы усмирить биение сердца, устремлял взгляд на тот берег, на Нью-Джерси. И в этот момент, точно усталый ребенок, город засыпал. По-другому не скажешь. Быть может, ему снился сон, или город вспоминал, каково ему было под тенью деревьев — лиственных деревьев и сосен, устилавших землю рыжими иголками. Уолтер с Фредди шли дальше, и он чувствовал над собой тот старый темный лес и вдыхал отяжелевший от росы воздух. Крупные капли зеленого пахучего тумана и дождевой привкус ручейков, текущих по граниту и полевому шпату. Кричали поезда. Кричали люди. Кричали грузовики, тряслись, стонали, и каждый извергал старый или проклинал новый груз, но здесь, в Адовой Кухне на западном краю Манхэттена, держа за руку жену, Уолтер ничего этого не слышал. В лесу стояла полная тишина. Чудо. Ужас.

Каково было бы вдруг проснуться? Или вдруг заснуть? Особенно когда совсем рядом стояла Фредди? Что бы она подумала, если бы он растянулся под толстым сосновым стволом, который на самом деле был не сосной, а фонарным столбом? Снял бы ботинки и окунул ноги в ручеек, который, может быть, и протекал по Манхэттену лет двести назад, но с тех пор был укрощен и заправлен в трубы, превращен в грязную лужу, в подернутую маслянистой пленкой воробьиную купальню? Каково было вдруг проснуться? Потрясающе. «Да, — думал он. — Я потрясен, но не хочу, чтобы это кончилось. Если время такое рыхлое, что взрослый мужчина может провалиться в него, крепко держась за руку жены, на что же тогда можно полагаться? На надежность руки?» Он в этом сомневался.

Старый солдат, живший в одном доме с Уолтером, когда тот был мальчишкой, говорил ему: «Женщины — все равно что пара увеличительных стекол. — Тут солдат отступал на шаг и отворачивался, прежде чем продолжить: — Ты когда-нибудь разглядывал свою кожу в увеличительное стекло?» Уолтер тем временем разглядывал кожу солдата. Она была обработана алкоголем. Поры на его носу и щеках казались бездонными ямами. В них могли скрываться тайны. В них можно было хранить запас орехов на зиму. «Видел когда-нибудь увеличенный язык?» — спрашивал солдат. Заинтригованный Уолтер признавался: нет, он не видывал таких чудес. «Ну, так ты счастливчик, скажу я тебе. Отвратительное зрелище!» — только и говорил в ответ солдат. Тайна его слов обосновалась в молодом мозгу Уолтера. Женщины, увеличительные стекла…

— Милая, — говорил он. Он замедлял шаг. Ему не хотелось никуда приходить. И этот поток, этот лес — он никогда не видел ничего подобного, во всяком случае здесь, на Одиннадцатой авеню. — Фредди, — спрашивал он. — Ты видишь? Чувствуешь запах леса? — Он распахивал глаза.

На этом месте воспоминаний Фредди всякий раз поворачивалась к нему, улыбалась и открывала рот, чтобы что-то сказать. Но проходило много времени, пока возникали слова. Она ушла так давно, что Уолтер с трудом вспоминал, как звучал ее голос.

Глядя из окна в темнеющее небо, Уолтер вспоминал тот день, когда время открылось и Фредди стояла над Гудзоном, шевеля губами, и слова ее были неслышными и невнятными, словно она говорила до изобретения звука. Ему казалось: он вот-вот разберет, что значат ее беззвучные слова. Что-то вроде «Найди меня», или «Чего ты ждешь, Уолтер?». Двадцать четыре года как ее нет. Уолтер прячет лицо в ладонях. Как это может быть, если он в любую минуту может просто закрыть глаза и провалиться в 1918-й?

И Уолтер твердо знает, зачем ему нужна машина Азора.

Возвращаясь к дому от подземки, Луиза считает газовые фонари, которые когда-то освещали дворы перед домами. Солнце заходит. За много лет до ее рождения в это время выходили бы на работу фонарщики. Небольшие и ловкие, они проходили по улицам Нью-Йорка, останавливались у каждого чугунного столба, встав одной ногой на приступку, хватались за перекладину под самым фонарем и, повиснув на ней, зажигали газовую горелку. Теперь почти все фонари заменили на электрические, а часть столбов просто убрали, оставив на их месте круг свежего цемента, заполняющего яму. Уолтер и теперь иногда показывает, как раскачивались на столбах фонарщики. Взгляд у него становится далеким, как Антарктида — до войн, до встречи с Фредди, — таким далеким, что Луиза будто видит отца ребенком, с волнением выглядывающим из-за занавески спальни в доме, где он вырос, поджидающим фонарщика, проделывающего свой каждодневный путь по кварталу и превращающего каждый день в подобие Рождества.