Саманта Хант - Изобретая все на свете

Дом кажется маленьким и теплым, словно кукольный домик. Уолтер на кухне, и Луиза, скинув сапожки, подсаживается к нему за стол — белый блестящий стол с добавочными откидными крыльями и с ящиком посередине, набитым салфетками, открывалками, размотавшимися нитками, спичками, бечевками, старыми письмами, обойными гвоздиками, кривыми рыбными ножами; тут же свидетельство о рождении Луизы, перепутанные армейские документы Уолтера, ножницы, немолотые мускатные орехи, подушечка для иголок и множество других вещей. Ящик открывается так редко, что ни Уолтер, ни Луиза не взялись бы теперь точно сказать, что в нем. На столе — зеленая стеклянная сахарница, и рядом — маленькое керамическое блюдечко, украшенное пейзажем с дюнами. На блюдечке солонка и перечница плюс баночка для горчицы с миниатюрной ложечкой, вставленной в отверстие крышки. Родители Луизы купили этот набор в медовый месяц, который провели на побережье Мэйна — Уолтер, само собой, часто рассказывает о той поездке, словно только позавчера вернулся с моря и до сих пор вытряхивает песок из складок простыней.

Солонка и перечница позвякивают друг о друга, когда Луиза пропихивает ноги под стол.

— А, привет, — улыбается он ей. — Голодная? Хочешь овсяных хлопьев?

Она утвердительно кивает и принимается играть с ложечкой для горчицы, а Уолтер отходит в темную часть кухни. Он достает из шкафа глубокую тарелку, наполняет ее горячей кашей и ставит перед ней. Луиза начинает есть. Она собирается рассказать о своем приключении в комнате мистера Теслы. «Ему понравится», — думает она, но не успевает открыть рта, как заговаривает Уолтер:

— Сегодня пришло письмо.

Луиза перестает скрести ложкой по дну тарелки.

— От Азора, — говорит он, вздернув жесткие брови, как будто письмо внушает подозрения, как будто Уолтер все еще очень сердит на него.

— Где оно? — спрашивает Луиза.

И Уолтер, барабанивший пальцами по столу, останавливается, лезет в карман форменной куртки сторожа и кладет перед ней письмо. Луиза берет его за краешки, рассматривает почтовый штемпель: «РОКУЭЙ», и снова «РОКУЭЙ» — второй штемпель, отражение, двоящийся, слабый отпечаток.

Уолт, Лу.

Я должен кое-что объяснить. Плюс

Я хочу показать вам, как это работает.

Приезжайте ко мне в Рокуэй. Привози своего молодого человека, Луиза.

— Он не мой молодой человек, — говорит Луиза Уолтеру. — Правда, пап, не мой.

— Леди не подобает слишком горячо оправдываться, — замечает Уолтер, улыбаясь уголками губ. — Похоже, что он тебе действительно нравится.

Луиза опускает голову, чтобы спрятать улыбку.

— Ну, если не хочешь, чтобы он ехал, не приглашай, — говорит Уолтер и забирает у нее пустую тарелку. — Все очень просто.

Он улыбается, надевает ботинки и уходит на работу.

Ей начинает казаться, что Азор сошел с ума.

Он приехал за ними на автобусную станцию на армейском джипе и, рассказывая обо всех видах птиц, какие встречаются в этих местах: белая цапля, ржанка, кулик, скопа, сорочай и серая цапля — привез их по пустынной заснеженной дороге вдоль берега, через закрытые на цепочку ворота на заброшенный аэродром.

— Что это за место? — спрашивает Уолтер.

— Это, — Азор широко разводит руки, — известно как аэродром Рокуэй, но мы чаще называем его просто Болотина.

— Мы? — повторяет Уолтер, все еще обиженный на Азора и опасающийся, что тот променял его на кого-то другого.

— Да, мы с чайками, — говорит Азор.

— Птицы не разговаривают, — говорит Уолтер, отворачиваясь и обводя взглядом просторный пустырь вокруг джипа. Он только притворяется сердитым.

Пусть он и сумасшедший, думает Луиза, все равно она счастлива его видеть.

— Здесь ты и провел два года, Азор? — спрашивает Уолтер.

— Угу.

— Угу… — только и выговаривает в ответ Уолтер.

— Я расскажу, как это вышло, Уолт, — говорит Азор и замолкает на пару вздохов. — Реклама, — наконец выдает он. — На обложке «Популярной механики». Там говорилось: «Постройте вашу собственную машину времени. Не откладывая!» Я сразу заказал ту брошюру. И стал ждать. Ждал очень долго — два, три месяца. Прошло три с половиной месяца. Брошюра так и не пришла. Я даже на почте спрашивал. Тогда я подумал: ну, можно так сидеть и ждать до скончания века, а можно просто взять и начать самому строить машину времени. Так я и сделал. И уехал в тот же день.

Слушая разговор этих двоих, этих мечтателей, вырастивших ее, Луиза рассматривает свои руки: свои благоразумные, земные руки, и дивится, как это она стала такой, как есть.

— Мог бы послать мне записку, — упрекает Уолтер.

— Записку… да. Наверно, мог бы. Извини, Уолт. Мне, правда, жаль, — говорит он и на этом умолкает. Азор кусает губу, догадываясь, что Уолтер имеет право на более толковое объяснение. Азор вздыхает. Он морщится. — Если совсем честно, Уолтер, я хотел обойтись без помощников. Я хотел все сделать сам. Я знаю, это эгоизм, и не думай, что я о тебе не вспоминал и не беспокоился, но… просто, это было главнее. Изобретатели — как художники, Уолт. Приходится быть немножко эгоистом, потому что шедевры создаются в одиночку. Ты понимаешь?

Уолтер ничем не показывает, понимает он или нет, стоит молча, озирая окрестности, потом спрашивает:

— А Луиза? Чтобы сделать ее, понадобились двое, а она шедевр, тут и спорить не о чем.

— Тут ты прав, — говорит Азор. — Надо думать, Луиза — исключение из правила.

Аэродром — это просто неасфальтированная взлетная полоса, пара построек, будто прижавшихся друг к другу пошептаться, и один маленький ангар.

— Гарри Гордон в свое время устроил здесь летную школу, «Авиаслужбу Гордона», но в августе, когда началась война, армия закрыла все частные аэродромы на двести миль от побережья.

— Тогда что же ты здесь делаешь? — спрашивает Уолт.

На этот вопрос Азор предпочитает не отвечать — вернее, напевает вместо ответа первые строчки «Абадаба, медовый месяц».

Уолтеру этого явно мало.

— Ну, никому, кроме меня, он не нужен, — наконец поясняет Азор.

В самом деле, здесь, как видно, никто не бывает. Луиза не удивилась бы, увидев, как один из великих асов Первой мировой материализовался бы на полосе с бипланом, с шелковым шарфом на шее и, вручную раскрутив пропеллер, отправился в полет через марокканскую пустыню. Азор поселился на призрачном аэродроме.

Его мастерская и узкая раскладушка со спальным мешком притулились в углу большого ангара — раньше здесь прочищали форсунки, а теперь было пусто и безлюдно. Окошко выходило на взлетную полосу. Луиза заметила дробовичок, висевший в чехле на стене. За стеной ветер звенел рифленой жестью.

Все они — ангарные гномы: Азор, Уолтер, Луиза и Артур. Да, и Артур, ее молодой человек. Она поздно вечером прикнопила записку к двери его дома и рано утром обнаружила его на нижней ступеньке своего крыльца с газетой в руках.