Елизавета Дворецкая - Лесная невеста

– Значит, сколько у вас человек? – деловито расспрашивал Бранеслав. – Привезли меха? А зерно? Ах да, недород, я знаю, купцы говорили. Ясно, сейчас все будет. Пусть пока люди здесь побудут, а к вечеру я всех размещу.

– Да тепло сейчас, можно и тут, возле ладей, ночевать! – отвечал Доброгнев. – Не зима, ты очень-то не суетись, мы шатры на всех захватили…

– Мало ли что не зима, а люди моего отца на земле спать не будут! – Княжич решительно мотнул головой, отбросив с высокого лба прядь прямых светло-русых волос. Видно было, что он упрям, горяч, самолюбив и не привык уступать. – Мы с тобой, воевода, сейчас к конунгу пойдем.

– Здесь он?

– Здесь, в усадьбе. В летний поход пошел Сигфред ярл, а конунг в этот раз остался. Идем, он даст тебе и твоим людям место в усадьбе.

– Да нам бы лучше с товарами, поближе…

– Товары никуда не денутся, их же будут охранять! А ты – ярл моего отца, ты его посланец, ты должен получить всю честь, которая тебе причитается, а значит, конунг обязан принять тебя как почетного гостя и посадить напротив себя. И он знает, что, если не сделает этого, я на него обижусь!

Темно-голубые глаза сверкнули, и Зимобор понял: это была нешуточная угроза.

Поначалу десятники оставались возле ладей, со своими людьми охраняя товары. Но ненадолго: довольно скоро за ними пришли люди с лошадьми и волокушами и проводили в гостиные дворы, где имелись и просторные спальные покои, и склады для товаров. Многие из конунговых людей если не говорили сами, то неплохо понимали по-славянски, а иные из приехавших тоже могли объясниться. Даже Зимобору пригодился небольшой запас слов, приобретенный у варягов Хединовой дружины и торговых гостей, с которыми он встречался в Смолянске и в Ладоге.

К вечеру все разместились. Ужин показался гостям восхитительным: им подали ячменную кашу, маленькие свежие лепешки, жареную свинину, молоко, творог, сыр. Здесь подавали пиво! Кмети ревели от восторга, впервые за долгое время увидев знакомый темный, кисло пахнущий напиток. Десятникам стоило большого труда добиться, чтобы хоть кто-то из дружины не объелся до тошноты и не упился до полного беспамятства. Они хорошо понимали и целиком разделяли чувства людей, наконец-то дорвавшихся до обильной вкусной еды, но кто-то же должен был нести стражу и охранять склады!

К полуночи Зимобор буквально падал с ног от усталости. Хоть он и старался быть осторожным и соблюдать умеренность, но от еды и пива его тоже клонило в сон. Битком набитый покой был полон восторженных пьяных воплей, кто-то уже храпел под столом, кого-то тошнило в углу – чего еще было ожидать? Зимобор то дремал, сидя на краю скамьи, привалясь к стене, то вздрагивал от чьего-то вопля или храпа, вскакивал и шел проверять стражу. В общем, он чувствовал себя совершенно разбитым и был просто счастлив, когда воевода отпустил его поспать.

Проснулся Зимобор ближе к полудню, когда вокруг Доброгнева уже собрались местные купцы, а приехавшие толпились возле бани, поставленной неподалеку, но с мудрым расчетом, чтобы в случае пожара пламя от нее не достигло товарных складов. После бани он совсем ожил.

– Сегодня вечером к конунгу пойдем, воевода сказал! – радостно доложил Хват. – Сегодня мы с тобой, а завтра Сулица с Тихим. Там у конунга такие девки!

– А ты откуда знаешь? – Зимобор улыбнулся. Разумеется, и за морем Хват оставался верен себе.

– Видел, видел! – деловито ответил Хват с таким видом, как будто этого нельзя было не заметить. – Ну, погуляем!

Сидя за длинным столом в гриднице Бьёрна конунга, Зимобор с любопытством оглядывал местную знать и дом заморского князя. Здесь не имелось ни подклети, ни горниц, а весь дом состоял из одного здания, поделенного деревянными перегородками на три части: хлев, кладовку и жилую посередине – она отапливалась очагами, обложенными камнем. Вдоль стен тянулись земляные скамьи шириной в человеческий рост, покрытые досками: днем на них сидели, а ночью спали. Высокую кровлю подпирали два ряда резных столбов, на которых висели разноцветные щиты, а стены были украшены коврами. На них среди узоров виднелись фигурки – мужчины в шлемах и с оружием, женщины с питьевыми рогами в руках, огромные змеи, корабли. Видимо, узор ковров рассказывал местные предания, которых Зимобор не знал.

Сам хозяин дома сидел не во главе стола, а посередине, на особом возвышении. Между дядей и племянником Зимобор не заметил никакого сходства: конунг был довольно щуплым стариком с длинными, совершенно белыми волосами, немного сгорбленный, с блеклыми серыми глазами. Становилось понятно, почему он с такой охотой держит при себе сына сестры и поручает ему многие важные дела. Отвага и доблесть Бранлейва ярла, как его тут звали, помогала защитить Свеаланд от посягательств воинственных соседей, и Бранеслав исполнял те обязанности, на которые у самого конунга уже не хватало сил.

Дальняя часть покоя, где стоял более короткий поперечный стол, принадлежала женщинам. Среди них сидела и здешняя княгиня. По правде сказать, особой красотой она не отличалась: скорее эта рослая, сильная женщина с грубоватым, но добрым лицом походила на лошадь. Возле нее играли двое детей: мальчик лет восьми и девочка на пару лет младше. Зимобор поначалу принял их за конунговых внуков, но Доброгнев рассказал, что это дети от второй жены Бьёрна конунга, взятой после смерти первой, бездетной, да и то после свадьбы детей пришлось ждать целых восемь лет. Эти двое – наследники конунга, и он ими очень гордится, хотя опять завел побочную жену, молодую и красивую, велел построить для нее хороший двор за лесом и часто ездит к ней. Здесь было не принято, чтобы сразу несколько жен хозяина жили в его доме, хотя само наличие побочных жен не порицалось.

Приезжих рассадили напротив хозяина, и почетное место в самой середине досталось воеводе Доброгневу. Хорошо зная свейский язык, тот поддерживал беседу с конунгом, а Зимобор, понимавший кое-что, мог только разобрать, что речь идет о торговле и о делах на южном берегу Варяжского моря. Хват вертел головой, разглядывая местных девушек, и раз за разом толкал Зимобора локтем и призывал посмотреть то на одну, то на другую.

Девушки были ничего: стройные, светловолосые. Но, глядя на них, Зимобор ощущал острую, прямо-таки ранящую тоску по Дивине. Именно при виде девушек, улыбавшихся «храуст гардск хирдман» [35], он осознавал, как далеко его занесло от городка Радогоща, где таится исток всех превратностей его судьбы, прошлых и будущих. Он не понимал, откуда у него такая уверенность, однако не мог избавиться от убежденности, что оставил позади все то, к чему стремился. И что иначе пока нельзя. Чтобы выйти к свету ростком, зерно должно пробиться сквозь землю…