Елизавета Дворецкая - Лесная невеста

– Как – не помнишь? – удивлялись слушатели.

– Ну, пьян был. Мы тогда в Ладоге стояли. Ну, там один мужик нас напоил в дымину, а потом пошли мы с ним и еще с Рыбаком… Не помню, куда шли, вроде к тому мужику, но шли, помню, через пристань. А там ладья, и что-то с нее сгружают, и мужик бегает, вроде хозяин… «Помогите! – кричит. – Грабят!» Потом воевода разобрал, за долги, что ли, у него хотели пару бочек сгрузить. Нас увидел и опять орать: «Помогите, спасите!» Ну, мы туда. Нас трое, еле на ногах стоим, а тех с десяток.

– Да у тебя спьяну в глазах троилось! – смеялся кто-то.

– Ну, не знаю. Те бочки хватают, а мужик кричит: «Не трогай, там “греческий огонь”!» А я хватаю горшок, над головой поднимаю, кричу: «А ну, разойдись, щас как жахну!» Они в ответ: «Не тронь, дурак, сам сгоришь!» Ну и бежать. А там в горшке мед оказался…

Слушатели смеялись, а десятник Суровец качал головой:

– Ой, парень, а если бы правда «греческий огонь» оказался? Ведь всю Ладогу сжег бы, дурак пьяный! Чем своими подвигами дурацкими хвалиться, пойдем лучше на пристань, там смолянский обоз пришел.

Зимобор, до того слушавший одним ухом, невольно обернулся.

– А чего я? – Хват быстро нашел его взглядом. – Вон, пусть Ледич идет. Может, кого из знакомых встретит.

– Видал я этих знакомых в пустой колоде! – очень искренне отозвался Зимобор. Встречать знакомых из Смолянска ему было совсем ни к чему. – Сходи, брат, посмотри, что за люди. Может, у них тоже «греческий огонь» при себе есть…

Хвата не пришлось долго уговаривать, а вернулся он в сопровождении самих смолянских гостей, пришедших поклониться князю Столпомеру подарками. Предвидя это, Зимобор весь день провел на заднем дворе, обучая новых отроков делать щиты. Но он ничего не потерял, поскольку услышанное потом еще долго обсуждалось в обчине и дружинных избах.

Как и предполагал Зимобор, после его исчезновения княгиней стала Избрана, и смолянские гости заливались соловьями, расписывая, как прекрасна она была в красном с золотом заморском наряде на пиру по этому случаю. Секач остался при ней воеводой, а княжич Буяр на другой же день отправился в Оршанский город, и ходили слухи, что перед этим он шумно поссорился с сестрой-княгиней. Но делать было нечего: Дубравка видела основного соперника в Зимоборе и, борясь с ним, так постаралась настроить смолян в пользу Избраны, что теперь не смогла бы обратить общую любовь с дочери на сына, даже если бы и захотела. Только Буяр никак не желал этого понять, и оттого оставаться в городе и подчиниться сестре для него стало невозможно.

К счастью, смолянские торговые гости довольно быстро уехали: прослышали, что полотеский князь тоже собирается на север, и заторопились. Опасность непосредственного разоблачения отступила, но любопытные полочане принялись расспрашивать Зимобора, что он думает о смолянских делах.

– А что бы тебе теперь домой вернуться? Не думал? – спрашивал его иногда Требимер. – Ты ведь, говоришь, сестрич младшей Велеборовой жены…

– Не сестрич, а брат! – поправлял Зимобор, улыбаясь и подавляя досаду: он сам произвел себя в братья собственной матери и теперь был вынужден им оставаться. – Только от разных матерей. Но я ее едва знал! Когда ее в Смолянск увезли, меня еще на свете не было, а потом отец меня прислал к ней отроком, да только она почти сразу и померла.

– Выходит, ты княжичу Зимобору, ее сыну, вуй?

– Выходит, так!

– А ты поискать его не думал? Поможешь родичу, а будет он на княжьем столе, тебя воеводой поставит! Чего теряешься, парень?

– Да что ты к нему пристал, а, отец! – не выдержав, рявкнул Хват. – Отстань от человека! Княжич Зимобор, вон, люди говорят, сам пропал, только кровь на земле осталась! На том свете искать прикажешь? Так Ледич у волхвов не учился в Навь живым ходить! А просто так ему сейчас в Смолянске показаться – голову в волчью пасть сунуть! Как княжича зарезали, так и его зарежут, а потом даже тела не найдут! Не слушай ты его, Ледич, живи с нами. Глядишь, и тут в воеводы выйдешь… опосля.

Зимобор был благодарен Хвату, который так хорошо объяснил себе самому и всем остальным, почему Ледич, будучи ближайшим родственником старшего Велеборова наследника, не едет в Смолянск, чтобы помочь «сестричу» в борьбе за княжий стол. Хват вообще был бы весьма толковым парнем, если бы поменьше говорил о женщинах и получше держал себя в руках. Зимобору он тем больше нравился, что и привычками, и даже лицом напоминал смолянского кметя Жиляту из его бывшей ближней дружины – тот, как говорят, тоже в молодости был буян и гуляка, только на четвертом десятке взялся за ум, хотя бы одной рукой. Где-то он теперь, кому служит?

Хват, несмотря на молодость, тоже был отличным бойцом и многому мог бы научить, если бы только давал себе труд это делать; он с удовольствием красовался перед молодыми, с бешеной скоростью действуя сразу двумя руками – в одной держал боевой топор, а в другой булаву, – но объяснять, что и как, ему было скучно. Заполучив какие-то средства, он неделю мог гулять, спуская все, вплоть до колец на пальцах, а потом, снова разжившись, опять заказывал кольца, чтобы было что пропивать.

Столпомер не заговаривал с Зимобором о Смолянске и тамошних делах, но несколько раз тот ловил на себе пристальный, внимательный взгляд князя. Купцы с уверенностью говорили об убийстве княжича Зимобора, и здесь все считали его мертвым. Не было оснований бояться, что князь этому не верит. Но он явно не забывал и о том, что в его дружине служит ближайший родственник погибшего смолянского наследника.

– Ну, родич я княжичу, и что? – отвечал Зимобор, если ему намекали на это. – Ведь не по отцу, по матери. А ее и мой отец был простым человеком, пока князь Велебор ее в жены не взял. У него от княгини двое детей, им все и достанется.

– Нет, ты неправильно говоришь! – возражал еще один из Столпомеровых десятников, по прозвищу Судила. Прозвище он получил за то, что хорошо знал законы и еще лучше умел подтягивать их к тому, чего бы ему хотелось. – Вот сам посуди. Первый наследник, когда князь Велебор умер, был его сын Зимобор, так? Так. Значит, он, Зимобор, умер, будучи все равно что смолянским князем. Так? А ему-то кто ближайший родич? Ты! Потому что вуй, куда уж ближе! [33]Значит, наследник всего, что у него в тот день было, – ты! И раз был он все равно что смолянским князем, значит, смолянский князь теперь ты, брат!

Князь ничего не говорил, слушая это, но его молчание казалось Зимобору многозначительным. Леший его знает, этого Судилу, а может, действительно по закону получается так! Зимобор не знал, смеяться надо или плакать: он так удачно «выбрал» себе родство с самим собой, что теперь оказался прямым наследником самого себя! И мог начать все заново.