Елизавета Дворецкая - Лесная невеста

– Ну, все, не все, а некоторым так напрямую. Ну-ка, у Перуна и Избраны какие дети были?

– Князь Тверд.

– А у него?

– Князья Гремислав и Вышегор. Старший, Гремислав, погиб в битве, взрослых детей не оставив, тогда власть принял младший брат его и правил, пока сын Гремиславов, Молислав, в возраст не вошел. У Молислава и Святогневы сыновей было трое: Велебор, Твердислав, Благомер и дочь Благомила, – продолжал Зимобор, видя, что князь поощрительно кивает.

Так он перечислил все поколения днепровских смолянских князей, назвал, кто из них роднился с другими ветвями Кривовых потомков, включая князя Волебрана, который был их с Бранеславом общим предком в седьмом колене. Князь Столпомер так же благосклонно кивал, а потом отпустил его, сказав:

– Ну, молодец, княжеский род знаешь.

Только вернувшись на место, Зимобор сообразил: он ведь считался родичем смолянских князей через свою сестру, взятую в младшие жены Велебором, то есть предки нынешних князей не были его предками. Но и в том, чтобы знать княжеский род, ничего необычного не было, его знали все, кто вообще слушал сказания. Хотя и не все могли так связно передать.

Однако… Взяв со стола уже чистую косточку, он в задумчивости зажал ее в зубах. Теперь, когда у Столпомера нет прямых наследников, после его смерти Полотеск будет вынужден выбрать нового князя. Но выбирать можно только из мужчин знатных полотеских родов, желательно таких, чьи сыновья уже когда-то становились князьями. Он, Ледич, пришелец и всем здесь чужой, ничего такого требовать не вправе. И князь Столпомер это должен понимать. Но, леший его побери, зачем он тогда спрашивал о древних князьях? Так спрашивают отрока о его роде, опоясывая «взрослым» поясом и признавая мужчиной.

Неужели предсказания Младины начинают сбываться? И она нарочно перерезала жизненную нить Бранеслава, освобождая место для него, Зимобора? Но думать так было противно, и Зимобор отбросил эти мысли.

До конца пира князь Столпомер больше ничего не сказал ему, только попрощался, когда пошел к себе, но Зимобор удалился в дружинную избу в тяжких сомнениях. Князь Столпомер то ли догадывался, то ли знал гораздо больше, чем должен был знать.

А наутро князь Столпомер встал с лежанки с таким потрясенным, ошарашенным видом, что даже его мрачность отступила. За едой он ни с кем не разговаривал и, казалось, не замечал, что ест. Потом он отправился в обчину при святилище, и там, разглядев его необычное состояние, гости и дружина стали озадаченно переглядываться.

– Ему дурной сон приснился, – шепнул Зимобору Хродлейв. – Вот увидишь.

Он говорил на дикой смеси свейского и славянского языков, и Зимобор часто переводил для него, что сам сумел понять.

– А ты откуда знаешь? – шепнул с другой стороны Радоня. Он очень гордился поездкой за море и старался с тех пор держаться поближе к Зимобору.

– У меня на это нюх, – охотно отозвался Хродлейв. – Если человеку снился дурной сон, то у него и утром на лице остается тень. И пока ему не растолкуют сон, тень не сойдет. У вас в дружине есть умелец толковать сны, а, Ледич?

– Это у нас считается женским занятием, – заметил Зимобор. – Я мало что об этом знаю.

– А у нас это как раз самое подходящее занятие для мудрых мужчин. У нас у каждого уважающего себя конунга в хирде имеется толкователь снов. А если у конунга такого человека нет, он всеми силами старается его раздобыть. Это же очень важно. Если конунг неправильно истолкует свой сон, это изменит судьбу всей страны. Вдруг боги во сне приказывают ему начать войну или, наоборот, запрещают? Или указывают на время, когда может быть зачат великий будущий воин, или предостерегают от врагов, порчи, болезни? Все не так просто.

– Ладно, помолчи пока, – одернул разговорившегося товарища Радоня. – Наш-то князь пока тебя в толкователи не звал.

– А зря! – шепнул в ответ Хродлейв.

– Послушайте, сыны мои, – начал в это время Столпомер, и все выжидательно стихли. – Сон я видел нынче ночью удивительный.

– А я что говорил! – шепотом восхитился Хродлейв, но Радоня толкнул его коленом под столом.

– Снилась мне женщина, рослая, зрелая, одетая по-праздничному, в красной поневе, в нарядной рубахе и с убором рогатым, – продолжал князь. Зимобор невольно вцепился в край стола: он уже узнал женщину, приходившую к князю во сне, и с тревогой, почти с ужасом ждал, что за вести она принесла. – И сказала она: «Раз первое предсказание сбылось, пора и второму сбыться. Были у тебя сын и дочь, потом не стало ни дочери, ни сына. Теперь колесо повернется, и будет у тебя опять и дочь, и сын. Только найти их трудно. Дочь твоя не умерла, а на Ту Сторону ушла. Судьба ее губит, судьба и охраняет. Найдешь ее – снова с потомством будешь, и род твой умножится, и внуки твои будут править на Днепре и на Дивне-реке».

Князь замолчал и поднял глаза на дружину. Повисла тишина, кмети, старейшины и даже волхвы смотрели на него во все глаза.

– Вяз червленый в ухо! Но ведь она же умерла! – тихо выдохнул потрясенный Зимобор, но в молчащей обчине его голос прозвучал ясно и отчетливо. – Ведь говорили же, что она умерла…

– Кто говорил? – Князь пристально глянул на него, вроде бы и не удивленный, что первым подал голос именно Ледич.

– Не помню… Но ведь тогда… семь лет назад… от вас приехали и сказали, что ее больше нет…

– Я и ездил, – мрачно обронил Доброгнев. – Помню, что в Смолянске говорил. Сказал: «Нет у тебя больше невесты, княжич Зимобор, ибо нет у князя Столпомера больше дочери. Ищи другую себе жену, а с нас не взыщи». Я не сказал, что она умерла.

– Но все так поняли, что она умерла… – глухим голосом ответил Зимобор. – Я с тех пор так и думал, и мать моя…

Да и как, в самом деле, еще надо было понять эти слова? На возвращение девочки тогда больше не было надежды, но полотеский посол не хотел уточнять, что с ней случилось, потому что такое исчезновение можно приравнять к «дурной смерти», бросающей тень на весь род.

Зимобор не боялся, что Доброгнев его узнает, раз уж не узнал за все это время. Если воеводе вдруг почудится сходство нынешнего Ледича и того полузабытого семнадцатилетнего парня, которому он привез весть о пропаже невесты, то Зимобор легко мог объяснить это своим якобы родством с сыном Велебора через его мать.

Вот только… Зимобор вдруг вспомнил, что половинка разрубленного матерью обручального перстня так и висит у него на поясе, пришитая среди бляшек. Хорошо, что под локтем ее почти не видно. Узнать тот давний перстень князь Столпомер способен еще меньше, чем самого Зимобора, но теперь эта половинка перстня казалась ему уж слишком красноречивым и ясным намеком. Убрать бы ее оттуда…

Гридница негромко гудела: более молодые только теперь узнали, что у князя вообще была дочь, а старшие припоминали веселую, миловидную девочку, о пропаже которой так сокрушались когда-то.