Татьяна Любушкина - В лабиринте миров

Я проглотила два пирожка один за другим, а третий ела вдумчиво, внимательно оглядывая измятый листок.

Август видимо решил, что я достаточно времени отвела своему обеду, и принялся задавать вопросы.

— Могу я спросить?

— Угу.

— Ты сказала, что при пожаре выжил кто-то ещё. Могу я узнать кто?

Сказала. Это верно, я сказала. Но мои слова прозвучали до того, как я прочла письмо. И сейчас я ни в чём не была уверена.

— Ну да… — осторожно начала я. — Видишь ли… словом, пожар произошёл не случайно.

— Это верно, — заметил Август. — Его устроила та девушка с косичками — Настя.

— Да? Ты тоже это понял?!

Август усмехнулся.

— Не забывай, я наблюдал этот пожар много раз и с разных сторон. Безусловно, я знаю, кто поджёг.

— И зачем она это сделала?

Август потупил глаза и забарабанил по столешнице длинными пальцами.

— Яков Петрович. Он…

— Надругался над Настей?

— Нет. Вовсе нет! Но тут была девочка… Аннушка. Настина сестра.

Я присвистнула.

— Так вот в чём дело! Значит, это правда?

— Что?

— Что Яков Петрович убил девочку и её мать?

Август вздохнул, и скорбно покачал головой.

— В этом доме новости разносятся быстрее ветра. Это не совсем правда. Яков Петрович самолично не участвовал в расправе, а вот его дворник Михалыч… этот мать родную зарежет, коли будет такой приказ. Верен хозяину, как пёс.

Я выглянула в окно и увидела, сгорбленную спину Михалыча. Он медленно ковылял по двору и собирал опавшие листья в холщовый мешок. Словно почувствовав взгляд, дворник распрямился и бросил в сторону дома внимательный взгляд — холодный и настороженный.

Я отпрянула в сторону, наблюдая из-за пыльных гардин, пока Михалыч не отвернулся и не принялся за свою прежнюю работу.

— Так причём здесь Настя? — продолжал допытываться Август.

— Настя? Видишь ли, в чём дело… может человек существовать одновременно… ну, скажем в двух реальностях?

— Человек не может, — покачал головой Август. — Но человек может послать в иную реальность свою тень. Не каждый, конечно, но многие. Высшие существа, например.

Он снова бросил в мою сторону многозначительный взгляд, и я снова его проигнорировала.

— А оборотни?

— Что?

— Ну, оборотни, колдуны… они могут?

Август задумался и поскрёб когтями щёку, чем напомнил мне своего брата.

— Оборотни? В принципе… думаю, скорее да, чем нет.

Я удовлетворённо кивнула с самым значительным видом, на который была способна, хотя выстроенная мной теория мне самой уже казалась весьма сомнительной.

— Ну, так вот. Эта самая Настя — не Настя. Вернее, она Настя, но… Словом, там в… большом мире, есть одна женщина. Так я думаю это она!

Я закончила своё выступление и откинулась в кресле с самым торжествующим видом.

Август выглядел озадаченным.

— Я не понял.

— Да что тут понимать! Эта самая Настя только здесь такая молодая и изо дня в день поджигает генеральский дом, а на самом деле она живёт в мире людей, состарилась давно, и зовут её бабка Настасья! Теперь понятно?!

— Нет, — Август снова потёр щёку и поднял ладонь, предупреждая новую волну моих сбивчивых объяснений. — Я не понял, но кое-что проясняется. Ты хочешь сказать, что девочка Настя оставила свою тень в замкнутом временном пространстве и живёт в реальном мире? Ест, пьёт, работает и стареет, в то время как её тень, раз за разом совершает один и тот же смертоубийственный грех?

— Ну, да! — подтвердила я. — Это точно она. Надо встретиться с ней и расспросить.

— С кем? С бабушкой Настасьей в реальном мире или с девочкой Настей здесь?

— Для начала здесь, — уклончиво ответила я. — Узнаем у неё…

Договорить я не успела. Дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появился Николай. Его полные губы изогнулись в сардонической усмешке, на лице не осталось и следа от той юношеской растерянности, что я наблюдала у него в гостиной.

— Ба! Вот так встреча!

Николай раскинул руки, словно собираясь заключить меня в объятия. Я шагнула назад.

Август, едва переставляя короткие ножки, засеменил в свой угол и, готова поклясться, Николай проследил за ним глазами.

— Я к Катерине, — привычно пробормотала я. — Только никак её комнату не найду. Не подскажете?

Вялые губы Николая дёрнулись вверх, подбородок затрясся мелкой дрожью, и Николай захохотал.

Он хохотал, закидывая голову назад, дёргая острым кадыком и закатывая глаза. Смех его был неприятен, и я подумала, что супруга Якова Петровича напрасно назвала своих детей здоровыми. Её старший сын был не менее безумен, чем дочь.

Я хотела проскочить мимо Николая к двери, но он заметил мой маневр и схватил за локоть.

— Нет, стой! Дай посмотреть на тебя!

Его бледное лицо продолжал сотрясать смех, но мутные глаза не смеялись — оставались неподвижными, словно стоячая болотная вода.

— Я даже мечтать не мог о такой удаче! Ты — здесь…

Руки Николая держали меня цепко, и я забеспокоилась. Кто знает, что у безумца на уме? Вернее на безумье, если можно так сказать.

— Позвольте…

Я пыталась отцепить его пальцы от моих рук, но Николай, как капризный ребёнок глумливо скорчил мне рожу.

— А вот и не уйдёшь, а вот и не уйдёшь!

Мы оба пыхтели, ведя молчаливую борьбу. Я толкала Николая ногами, не сильно, но достаточно ощутимо, мне всё не верилось, что этот верзила всерьёз хочет причинить мне вред. Николай, тоже действовал вполсилы, казалось, его забавляла моя беспомощность. В это время в доме не слышалось ни звона посуды с кухни, ни шарканья ног наверху, ни голосов с улицы. Дом замер.

Мне стало больно. Николай заломил мои руки за спину и принялся выкручивать, похохатывая и скаля неровные желтоватые зубы. Да он спятил что ли?!

— Пусти! Сказано — пусти!!!

На третьем этаже загромыхало, и пронзительный голос разрезал мрачную тишину дома.

— Кресло! Мама, кресло!

Кричала толстуха. Та самая с выпученными глазами. Она верещала так громко, что Николай замер, беспокойно глядя в потолок.

Из-под стола Август делала мне тайные знаки, а я стояла растрёпанная, раскрасневшаяся и злая, совершенно не понимая, что мне делать с рехнувшимся отпрыском Якова Петровича.

— Не отпустишь меня — пожалуюсь твоему отцу! — крикнула я Николаю в лицо.

Тот только скривил губы и неожиданно ударил меня ногой. Злобно и сильно. Я вскрикнула. Скрежет и шум наверху усилился, и послышалось движение: тяжёлый и неповоротливый лязг инвалидной коляски.

Руки мои по-прежнему были скручены за спиной, и я боднула Николая головой в грудь — он только злорадно рассмеялся.

— Пусти!

Николай прижал меня к столу, его мутные глаза потемнели.

— Я не держу тебя! Ты меня держишь…

Я юлой выкручивалась из его потных ладоней, но у меня мало что получалось.