Илья Крымов - Драконов бастард

На площадке стоял невысокий каменный столбик, похожий на гриб, и на медной «шляпке» его некогда располагалась доска управления тюремным блоком, несколько десятков зачарованных драгоценных и полудрагоценных камней, рычажки, рубильники, все, что было нужно знающему волшебнику, чтобы вытянуть из хранилища камеру. Уходя, Шивариус оплавил доску, уничтожив большинство элементов управления, но из застывших медных разводов едва-едва виднелся уголок поврежденного граната. Тобиус прикоснулся к заветному камню, пуская сквозь него магический разряд, и долгие минуты стоял замерев, гадая — не развеялись ли чары, заставлявшие тюрьму работать? Вдали послышались хлопки, с которыми открывались и вновь закрывались многочисленные зачарованные врата, и частый стук металла о камень. Светящиеся мотыльки растянулись в воздухе по всей длине подземной залы от места, на котором стоял Тобиус, до далекой противоположной стены, в которой находился зев прохода на последние уровни тюрьмы.

Оттуда появилась не клетка, а металлический саркофаг, висевший на длинной цепи, которая с другого конца крепилась к спине огромного металлического жука-голема, ползшего по потолку.

Еще издали серый магистр ощутил неладное. Как зверь, предчувствующий стихийное бедствие, Тобиус ощущал приближение чего-то ужасного, чего-то такого же свирепого и смертоносного, как пробудившийся вулкан или гигантская волна, сметающая с берегов целые города и уносящая тысячи жизней. Магический катаклизм надвигался, заполняя юношу ужасом, и тот пятился, прикипев взглядом к подвесному гробу с решеткой на уровне глаз. Жук-голем на потолке остановился, его ноша по инерции качнулась вперед, и Тобиус едва не завизжал от ужаса, когда этот «маятник» оказался вблизи. Он не видел того, кто находился внутри, но он чувствовал, как за тонким металлическим препятствием разверзлась голодная тьма, с копошащимися в ней трупными червями ужаса.

— У тебя есть конфетка? — послышалось изнутри. — Я тысячу лет не чувствовал вкуса сладостей. У тебя есть конфетка, Тобиус Моль?

Собственное имя ударило Тобиуса словно плетью. Он все еще не сбежал прочь лишь потому, что тело отказывалось подчиняться.

— Конфетка. Конфетка. Конфетка. У тебя есть конфетка?

— Н-н-н-нет… — выпало из белых уст волшебника.

— Жалко. Тогда вырви себе глаз и просунь через решеточку, пожалуйста. Глаз — это, конечно, не конфетка, но хоть что-то.

— Н-н-н-нет…

— Вот как? Тогда, может быть, щеку? Щеки вкусные, нежное мягкое мясо! Дай мне свою щеку!

— Н-н-не…

— Ты другие слова знаешь, Тобиус Моль? На что ты рассчитывал, вытаскивая меня сюда, если только и можешь мямлить это свое «н-н-не»?

— Ты знаешь мое имя!

— Удивительно, верно? — засмеялся узник. — Я знаю имя такого незначительного и жалкого недоволшебника, как ты. Я ведь слежу за тобой, Тобиус Моль. Прямо отсюда. Они нашли способ заточить меня в чугунном ящике с тремя демонами, с которыми я не могу договориться, заковали в керберитовые цепи и пробили мой череп шестью бронзовыми гвоздями, через которые выводится излишек гурханы, но они не смогли меня ослепить. Я вижу и слышу все, что хочу видеть и слышать. И я слежу за тобой, Тобиус, за твоими младенческими шажками по миру, за твоими победами и поражениями.

— Но зачем?..

— Зачем? Ха-ха, я просто люблю смотреть на чужие страдания! И на серых магов. После того, что начал творить Шивариус, я понял, что теперь вы, серые, окажетесь в центре всех самых важных событий, происходящих в мире! Ха-ха! Смотри, но не трогай — вот мой нынешний удел, но ничего, у меня впереди века, и рано или поздно я освобожусь! — Саркофаг задергался и начал раскачиваться, сотрясаемый истерическим хохотом.

— Я… я хотел…

— Молить о помощи! Знаю! Ты боишься, что Шивариус тебя с потрохами сожрет, и не зря боишься! Мотылек дракону не соперник, ха-ха! Он вспорет твое брюхо и выжрет внутренности, как только ты попадешься в его когти! — Джакеримо вновь захохотал. — Ой, кажется, я что-то перепутал… это сделал бы я! А Шивариус тебя просто убьет. Но сначала он будет пытать тебя, пока ты не отдашь ему книгу!

Одержимый бесновался в своей маленькой тюрьме, изливая на единственного слушателя потоки мерзких ругательств пополам с невменяемым хохотом. И все это было бы пустыми звуками, если бы не ураган кошмаров, в сердце которого находился Тобиус. Именно так он чувствовал Джакеримо — не как проводника Тьмы или слугу демонов Пекла, а как чистое Зло, Зло без цветов и единой цели, Зло само по себе, Зло, которое существовало ради собственного существования и расширения. Джакеримо Шут, бывший когда-то волшебником, воплощал само Зло.

И Хаос.

— Вот что скажу тебе, мальчишка, выпусти меня! Выпусти, и я убью Шивариуса! Клянусь, я прикончу этого мерзкого ублюдка, я выдавлю его как вонючий прыщ, а потом слизну содержимое! Не сомневайся, я так и сделаю! Конечно, тебя я тоже убью, но, по крайней мере, твоя смерть будет быстрой… возможно… не знаю, я еще не решил! Но можешь мне поверить, Шивариуса я заставлю мучиться долго!

— Я зря сюда пришел.

— Нет, постой, погоди, выпусти меня… нет, достаточно немного ослабить путы! Это под силу даже такому ничтожеству, как ты, давай же, дай мне маленький шанс, дружище! Давай!

— Ни за что!

— Вот так, да?! А другого выбора у тебя нет! Сам ты не сможешь, мальчишка, не по твоему плечу задачка!

— Я надеялся на совет!

— Какой совет?! Ты слышишь себя?! Какой совет ты надеялся услышать, слизняк?! Думаешь, есть какой-то обходной путь?! Думаешь, что есть способ такому ничтожеству, как ты, свалить такого колосса, как Шивариус?! Ты живешь в реальном мире, ублюдок! В реальном — не в сказке! И Шивариус намотает твои кишки на собственный посох, уж поверь… или это я бы сделал… но не суть! У тебя нет шансов! Нет обходного пути, слабый не победит сильного каким-то чудом! Нет! Я предвижу твою смерть! Ты подохнешь сегодня! Подохнешь вот-вот! В страшной муке! Ха-ха-ха-ха-ха!

Тобиус отступил, не смея отвести глаз от саркофага, будто иначе Джакеримо Шут мог выпрыгнуть наружу, — то был глупый, бессмысленный страх. Глупый, но непобедимый. Рука Тобиуса слепо шарила по оплавленной доске, не находя способа вернуть Джакеримо в глубины, из которых он поднялся.

— А даже если бы и был этот способ, то как бы ты отплатил мне за помощь? Как?! Ведь у тебя нет даже гребаной конфеты, жалкое ты ничтожество! Как бы ты отплатил мне?! Я хочу, чтобы земля чернела и умирала всюду, куда бы ни ступила моя нога! Я хочу видеть руины великих городов и предсмертные муки всех живых существ, особенно тех, что умеют мыслить и визжать о своей боли! Я хочу убивать детей на глазах у родителей, а родителей на глазах у детей, чтобы они ели плоть друг друга, не дерзая противиться моей воле, а потом я бы заставлял их возводить курганы из костей их любимых — и с их вершин смотреть, как вода в реках краснеет, превращаясь в кровь! Я хочу, чтобы солнечный диск пал за горизонт и никогда больше не поднялся, чтобы отравленный воздух раздирал изнутри всех, кто вдыхает его, и причинял им великие муки! Я хочу, чтобы Мир Павшего Дракона умер в агонии, корчась и рыдая, а я бы наблюдал за его кончиной, и, когда на теле мира не осталось бы уже ничего живого, кроме меня, я вздохнул бы спокойно в полном уединении и умиротворении! Разве я многого прошу?! Нет! Ну так с чего же такие преграды на моем пути к счастью?! Я желаю такой малости, но ты не можешь дать мне даже ее, жалкий недоносок, сын блохастой суки и пьяного гоблина! Пошел прочь, пока я не сожрал твою мелкую душонку, вонючий ты кусок тролльего дерьма!