Илья Крымов - Драконов бастард

— Прошли те времена, когда я считал этого раба большой ценностью, надо было избавиться от него раньше. Так где книга, Тобиус?

— У меня есть шанс?

— Выжить? Нет. Ты отверг щедрое и почетное предложение. За это я тебя убью. Но сначала книга, Тобиус.

— Я узнал, что это вы, а не тот несчастный подмастерье хотели выпустить Джакеримо…

— А мне плевать. Знания мертвеца ничего не стоят, потому что мертвые надежно хранят секреты. Если не баловаться некромантией, конечно. Это все уже маловажно. Я и сейчас слышу твое разоблачающее послание, которое гремит через Астрал, а значит, все волшебники на сто лиг вокруг знают, что я очень плохо себя вел. Сейчас они ломятся в мой барьер, почувствовав его слабину, пытаются прорваться через ветровой заслон, который мешает подобраться вплотную, и очень скоро они его все-таки проломят.

— И тогда вы будете схвачены!

— Нет, я успею уйти. Если понадобится, убью десяток-другой дармоедов в мантиях и уйду. Они мне не ровня, Тобиус, мне вообще больше нет равных среди людей!

— Пока вы настолько преданы своей гордыне, шанс у меня есть!

Когда Шивариус оказался достаточно близко, Тобиус резко подался вперед и, широко раскрыв рот, высунув до предела язык, обратил на него самое разрушительное из известных ему заклинаний — Драконье Дыхание. Белое пламя инвертированной магии, способное убить любого волшебника, разрушить любой магический предмет или магическую среду, поглотило Шивариуса. Многогранник загодя позаботился, чтобы ничего подобного не произошло с его барьером, — он создал вокруг него неутихающий шквальный порывистый ветер, в котором не выжил бы никакой огонь, но для самого себя не смог выдумать ничего похожего. Нельзя было защититься оттого, чего боялись все маги всех времен и народов, — драконьего огня.

Но когда поток белого пламени иссяк, Шивариус был невредим.

— Драконье Дыхание — это врожденное заклинание для всех серых магов, Тобиус. Это часть нашего наследия, сила Сароса Грогана, переданная нам сквозь поколения, и если я выдохну свой огонь навстречу твоему, сжечь меня ты нипочем не сможешь.

Архимаг приближался, а Тобиус отступал, у него осталась только одна попытка. С помощью Равноправных Братьев он создал десять своих копий, которые бросились в атаку с разных сторон, пока оригинал укрылся пологом незримости и следил, как их одного за другим Шивариус рубит, пронзает и испепеляет, замораживает, давит и бьет молниями. Подгадав момент, когда трое из них одновременно нанесут удар с разных сторон, Тобиус метнулся вперед дикой кошкой и дотронулся до Шивариуса ладонью, на которой висело заклятие Мясной Гроб.

Вместо того чтобы упасть замертво, Многогранник развернулся и ударил Тобиуса мечом плашмя прямо в лоб, едва не выбив из него душу.

— Я изучал труп моего подопечного, которого ты убил, — улыбнулся Шивариус. — И решил, что возьму это заклинание на вооружение. Поистине изящна была задумка обратить медицинские чары, работающие с нервными импульсами на уровне бессознательных рефлексов, в боевое заклинание. Однако нельзя убить то, что никогда не было живо.

Истинный Шивариус стоял в десяти шагах позади Тобиуса, а то, что магистр попытался убить Мясным Гробом, оказалось посохом-аберляпием в личине господина. Он даже не заметил, как они поменялись местами… Шивариус продумывал все на три шага вперед.

— Видит Господь, я не хотел этого делать, — сказал Тобиус.

Перстень на указательном пальце левой руки молодого волшебника вспыхнул на миг розовым стеклом и, поглотив все источники света в зале, погрузил его в кромешную тьму.

— Я вижу твою ауру, Тобиус, мне не нужен свет, чтобы убить тебя.

Ответом архимагу был лишь безумный лающий хохот и вой, полный отчаяния и боли. Худукку набросился на Шивариуса в кромешной тьме, и впервые тот потерял самообладание. Крики и вопли метались под сводами зада, пока архимаг в полной тьме сражался с существом, для которого тьма была родной стихией.

— Довольно! — взревел Шивариус, наполняя все вокруг невыносимо ярким ослепляющим и обжигающим светом. — Ты хотел разозлить меня, мальчик?! Плачь, потому что у тебя это получилось!

Худукку возопил и мгновенно сгорел, а Тобиус, спасая глаза, закрыл лицо руками.

— Больше никакого промедления! — Если бы кто-то мог рассмотреть лицо архимага в тот миг, он бы увидел, что его перевили вены, полные черной крови.

Шивариус вернул меч в ножны и перестал сверкать подобно второму солнцу. По щелчку его пальцев посох Тобиуса вырвался из хозяйской руки, содрав с нее кожу. Тогда магистр в отчаянии выхватил из поясного кольца жезл и бросился на врага словно с булавой. Шивариус легко принял удар раскрытой ладонью, а затем в мгновение ока артефакт раскалился и расплавился. Кипящая бронза потекла по предплечью Тобиуса, и тот покатился по полу, истошно визжа.

— Тебе больно, слизняк? А сейчас будет еще больнее!

Воля архимага вздернула кричащего Тобиуса над полом, и чары, колючие словно тернии, опутали его. Боль стала тысячекратно сильнее, каждая клеточка в теле молодого волшебника агонизировала, а сам он трясся, словно сквозь него пропускали одну молнию за другой.

— Как же ты мне надоел!

Шивариус ударил его об пол, швырнул на потолок, затем, водя посохом из стороны в сторону, бил им о стены, колонны, вновь об пол. Из магистра хлестала кровь и прочие телесные выделения, которые он не был способен удерживать в себе, как и несмолкающие вопли боли, осколки костей прорвали кожу во множестве мест.

— Таракан! Блоха! Ты не достоин целовать полы моей мантии, а я предлагал тебе встать по правую руку от меня! Мелкая тупая мразь!

— Оставь его в покое! — раздался трубный глас, и из иного плана бытия в Валемар протянулась огромная перепончатая рука.

Шивариус не мог видеть ее, но он ощущал присутствие чего-то большого. Громадная ладонь сжала его в кулаке и стала давить, стремясь выжать из волшебника все внутренности. Но в отличие от головастика, попавшего в руки к любопытному ребенку и немедленно погибшего, Шивариус мог дать отпор любой опасности, даже такой огромной. Он воспылал зеленым пламенем, которое охватило руку Керубалеса и сделало ее видимой. Архимаг вырвался из хватки и обратил на несчастную конечность шквал отборных боевых заклинаний и ядовитых проклятий. Когда рука, искалеченная и отравленная темным волшебством, исчезла, еще долго где-то вдалеке слышался протяжный вой раненого огэбо.

Приступ дурной крови прекратился внезапно, и кипящая безжалостная ненависть уступила место холодному спокойствию. Искалеченный Тобиус лежал на полу, истекая кровью, и в нем трудно было признать человека, но, несмотря ни на что, он все еще пребывал в сознании. В мгновение ока изуродованный словно многодневными пытками, он цеплялся за жизнь, как только мог.