Джон Толкин - Дружество Кольца

Он двинулся вперед, но Боромир неожиданно замешкался.

— Нет ли другого пути? — спросил гондорец.

— А чем этот плох? — не понял Арагорн. — Какой путь ты имеешь в виду?

— Обычную дорогу, не пролегающую через места, где обитают тайные силы. Странные пути к добру не приводят. Взять хоть темную Морию — мы залезли туда против моей воли, а что из этого вышло? А теперь ты ведешь нас в Золотой Лес. В Гондоре слышали о нем и говорят, будто мало кто из ступивших под его сень вышел наружу, а если и вышел, то другим, чем входил! Я хочу остаться невредим!

— Скажи вместо «невредим» — «неизменным», и ты, может быть, окажешься прав. Гондор всегда слыл средоточием знания, но если теперь там ходят такие толки о Лориэне, мудрости в вашей стране поубавилось. Так или иначе, другого пути нет: разве что ты хочешь вернуться назад через Морию или еще раз штурмовать горы.

— Я не отказываюсь идти, — сказал Боромир. — Веди нас, но помни — это опасное место.

— Тут ты не ошибся, — кивнул Арагорн. — Лориэн прекрасен, но и опасен. Однако опасен он лишь для зла и для тех, кто несет его в себе.

Углубившись в лес примерно на милю, вышли к потоку, который стремительно сбегал с поросшего деревьями склона — услышали справа шум водопада, а потом увидели темную полосу воды, что пересекала тропу и, образуя заводи среди древесных корней, вливалась в Среброструйную.

— Нимродэль! — в голосе Леголаса звучал восторг. — Лесные эльфы еще в незапамятные времена сложили об этой реке множество песен. У нас на севере и в наши дни поют о радужных ее водопадах и золотистых цветах, танцующих на пене стремнин. Теперь здесь темно, мост Нимродэли давно разрушен, но я омою в реке ноги, ибо, как гласит предание, воды ее избавляют от усталости.

Эльф легко спустился по крутому берегу и ступил в поток.

— Идите сюда! — позвал он. — Здесь неглубоко, мы перейдем реку вброд и сделаем привал на том берегу. Путь плеск воды навевает сон и поможет хоть на время позабыть наши печали.

Один за другим спустились вниз и последовали за Леголасом. Ступив в поток, Фродо на миг остановился и подивился странному ощущению: казалось, будто холодная чистая вода смывает усталость и уносит ее прочь.

Переправившись, устроили привал. Когда все перекусили, Леголас принялся рассказывать предания о Лотлориэне, которые эльфы Лихолесья доныне хранили в памяти и в сердцах — чарующие истории о дивных полянах у Великой Реки, о свете солнца и звезд той поры, когда мир еще не потускнел. Когда эльф умолк, все невольно прислушались к журчанию потока, и Фродо почудилось, будто в пение струй вплетается нежный девичий голосок.

Удивленный вид хоббита не ускользнул от Леголаса.

— Ты слышишь пение Нимродэль, — сказал эльф. — Пение девы, жившей возле этой реки и носившей то же самое имя. Мой народ сложил о ней песню — лучше всего она звучит на нашем наречии, но я спою ее на западном — так, как порой исполняют ее в Разлоге.

Неожиданно Леголас сбился, песня оборвалась.

— Дальше петь не могу, — промолвил эльф. — Это очень длинная песня и очень грустная, ибо повествует о том, как печаль пришла в Лотлориэн — Лориэн Цветущий, — когда гномы разбудили спавшее в горах зло.

— Гномы никогда не творили зла! — вскинулся Гимли.

— Разбудить не значит сотворить, — грустно откликнулся Леголас. — Но когда зло пробудилось, многие эльфы, обитавшие у этой реки, покинули свой край и двинулись к Морю. Однако Нимродэль сгинула где-то на юге, в Белых горах, и напрасно ее возлюбленный Эмрос ждал деву на своем корабле. Давно это было, но и по сей день голос несчастной красавицы можно услышать в звоне водопадов реки, носящей ее имя. А иногда южный ветер доносит с Моря голос Эмроса: ведь Нимродэль впадает в Среброструйную — по-эльфийски Келебрант, — та в Андуин Великий, а он несет свои воды к заливу Белфалас, где ставят паруса эльфы Лориэна. Но Эмрос и Нимродэль не встретятся никогда, никогда не вернутся в свой прекрасный лес.

Говорят, она жила в доме, выстроенном на ветвях дерева, ибо таков лориэнский обычай: здешних эльфов называют галадримами, или древесным народом. Деревья, растущие в сердце леса, огромны! Лесные эльфы не зарывались под землю, подобно гномам, и не возводили каменных укреплений, во всяком случае, пока на землю не пала Тень.

— По мне, так и в наше время сидеть на дереве всяко безопаснее, чем на земле, — заметил гном, бросив взгляд на дорогу, уходившую к Темноводной долине, а потом подняв глаза к темневшим над головой кронам.

— А ведь точно, друг Гимли, — откликнулся Арагорн. — Мы, конечно, не галадримы и дома на дереве не построим, но вскарабкаться туда и переночевать на ветвях, глядишь, и сможем. В любом случае пора трогаться — мы и так рассиделись дольше, чем позволяет осторожность.

Повернули на запад, вверх по склону и по течению Нимродэли. Возле одного из водопадов, нависая над потоком, росло несколько редкостно могучих деревьев: серые стволы поражали своей толщиной, а об их высоте сейчас, впотьмах, можно было только догадываться.

— Я заберусь наверх, — объявил Леголас. — Каждое дерево, от корня до макушки, для меня как родной дом, хотя эта порода известна мне лишь по названию. Мэллорны — вот как зовутся эти великаны, на которых распускаются золотистые цветы. Они чудесны, и мне не терпится свести с ними знакомство. Поднимусь и взгляну, можно ли там устроиться.