Джон Толкин - Дружество Кольца

«Надумать-то ты много надумаешь, но вот сумеешь ли исполнить?» — сказал я, но Саруман лишь рассмеялся мне в лицо: мы оба знали, что слова мои пусты.

Меня отвели на самую вершину Ортханка, на смотровую площадку, откуда Саруман обыкновенно наблюдал за звездами. Подняться туда можно было лишь по узкой винтовой лестнице из многих тысяч ступеней. С огромной высоты я окинул взглядом расстилавшуюся внизу и заключенную в каменное кольцо долину. Некогда Айсенгард представлял собой прекрасный цветущий сад, но ныне все переменилось. Всюду дымили кузницы и литейни, стучали молоты, грохотали какие-то машины. В крепости собралось немалое войско — люди, орки и волки. Видимо, Саруман еще не подчинился Мордору и собирал собственные силы. Ортханк окутывали удушливые облака гари, и я стоял словно на островке посреди клубящегося темного моря. О побеге не приходилось и помышлять. Сердце мое полнилось горечью, а тут еще и холодный ветер пронизывал до костей. Чтобы хоть как-то согреться, мне приходилось беспрерывно топтаться чуть ли не на месте — площадочка-то всего в несколько шагов, что в длину, что в поперечнике, а из головы не шли невеселые мысли о Девятерых.

В том, что они вправду восстали из небытия, сомнений не было. Саруман, конечно, мог и солгать, но многое из слышанного мною прежде, еще до встречи с Радагастом, подтверждало это горестное известие. Я смертельно боялся за своих друзей в Хоббитании, хотя и не терял надежды. Ведь в конце концов Фродо должен был получить мое письмо и вполне мог оказаться в Разлоге, прежде чем Всадники доберутся до Хоббитона. Впрочем, как выяснилось потом, и страхи мои, и надежды мало чего стоили. Надеялся я на исполнительность пузатого трактирщика, а боялся хитрости Саурона. Но содержателям постоялых дворов не до каких-то там писем — им бы только барыши со своего пива подсчитывать, а могущество Темного Властелина не так велико, как это кажется с перепугу. Однако мне, пойманному в ловушку, даже в голову не приходило, что Всадники, цепные псы Саурона, сеющие ужас и смерть, могут потерпеть неудачу в охоте на хоббита из Хоббитании, если он не удерет вовремя.

— Я тебя видел! — неожиданно воскликнул Фродо. — Ты ходил под луной: туда-сюда, туда-сюда.

Гэндальф воззрился на него с недоумением.

— Ну… это был сон, — смущенно пояснил хоббит. — Я о нем и забыл, да вот сейчас, слушая тебя, вспомнил. И приснился он мне, когда я уже ушел из Хоббитании.

— Стало быть, поздновато, — хмыкнул Гэндальф и продолжил рассказ.

— Да, влип я, что и говорить, основательно. Это ж надо было мне, Гэндальфу Серому, запутаться в паутине предательства, словно мухе! Но всякая паутина, как ни хитро она сплетена, бывает, что и рвется. Поначалу — Саруман, верно, на это рассчитывал — я заподозрил в измене и Радагаста. Но, припомнив нашу встречу, его голос, как он держался, решил, что Саруман обманул и его. Ну и потом, не таков Радагаст, нет в нем ни капли коварства. Он честно выполнил поручение Сарумана, но — этого-то мой пленитель и не учел — так же честно сдержал слово, данное мне.

Вернувшись к рубежам Лихолесья, Радагаст передал мою просьбу всем своим крылатым друзьям, а перво-наперво горным орлам. Они летают повсюду, и от их зорких очей не могли укрыться ни волчьи стаи, ни сбивающиеся в шайки орки, ни рыскающие по дорогам назгулы. Прознали они и о бегстве Голлума. Новостей накопилось предостаточно, и было решено направить ко мне посланца.

И вот лунной ночью, в самом конце лета, к вершине Ортханка никем не замеченный подлетел величайший из Великих Орлов, сам Гваихир, прозванный Владыкой Ветров. Мы переговорили, и он, по моей просьбе, улетая из Айсенгарда, прихватил меня с собой. Когда Сарумановы волки и орки подняли тревогу, мы были уже далеко.

«Долго ли ты сможешь меня нести?» — спросил я орла.

«Могу-то долго, — отвечал он. — Но меня просили разносить вести, а не беглых волшебников».

«Значит, мне нужен конь, и очень резвый. Пожалуй, у меня никогда не было такой нужды в скорости, как сейчас».

«Могу отнести тебя в Эдорас, в Золотой Чертог роханского правителя, — предложил орел. — Это недалеко».

Ничего удачнее и придумать было нельзя. Славу и богатство Рохана составляют именно кони, равных которым не сыскать во всех людских владениях Средиземья. Однако мне, уже раз попавшему в западню, поневоле приходилось опасаться предательства.

«Как по-твоему, — поинтересовался я, — можно ли нынче доверять рохирримам?»

«Я слыхал, что они платят дань Мордору, посылая туда коней, — отозвался орел. — Но власть Темной Башни на них пока не распространилась. Хотя, если, как ты говоришь, ко Злу уже обратился и Саруман, Рохану недолго оставаться свободным».

На рассвете я уже был в Эдорасе. Гваихир доставил меня туда быстро, а вот мой рассказ что-то затянулся: далее постараюсь быть краток. Владыка Ветров не ошибся, зло, коему предался Саруман, успело пустить корни и в Золотом Чертоге. Король не захотел внять моим предостережениям и повелел покинуть его страну: хорошо еще, что позволил выбрать коня. Так я и поступил, и выбор мой не порадовал властителя рохирримов, ибо он пал на лучшего скакуна во всем королевстве, которое они именуют Маркой.

— В таком случае это воистину несравненный скакун, — заметил Арагорн. — Но мне горько слышать о том, что благородные роханские кони оказываются под седлом у прислужников Саурона. Когда я посещал Марку, рохирримы никому дани не платили.

— Готов поклясться, что и сейчас не платят! — уверенно заявил Боромир. — А все эти слухи распускает Враг, чтобы посеять среди людей страх и недоверие. Мне ли не знать рохирримов? Разве не Гондор уступил им в древности земли, где они основали свою державу? Отважные конники Рохана всегда были и остаются вернейшими нашими союзниками!

— Тень Мордора расползается по окрестным землям, — возразил Арагорн. — Вот и Саруман изменил, а он ближайший сосед Марки, и там его чтут. Можешь ли ты знать, что будет с Роханом ко времени твоего возвращения?

— Что бы ни было, но рохирримы не станут отдавать в рабство коней даже ради спасения своих жизней. Кони для них не слуги, а друзья, почти кровные родичи. Это ведь не простые кони, их предки пришли с лугов Севера, на которые никогда не падала Тень.

— В этом ты прав, — согласился Гэндальф. — Славен их род, а конь, выбранный мною, не уступит своим вольным прародителям, видевшим зарю мира. Куда до него черным скакунам назгулов! Усталость ему неведома, а резвостью он не уступит и урагану. Днем, на скаку, он подобен серебристой молнии, а ночью — проносящейся тени, за ним не уследить глазом. Дивно легка его поступь. Имя ему Светозар: прежде он не знал узды, но я сумел с ним поладить. Представьте себе, когда Фродо добрался до Курганов, я уже пересек границу Хоббитании, а ведь в путь мы пустились одновременно: они из Хоббитона, я из Эдораса.