Пирс Энтони - Начинающий адепт

Время шло. Руя сочиняла весьма усердно. Ее выражение лица и сосредоточенность говорили о том, что она уже разработала стратегию написания стихотворения, и даже морщины на ее лице сгладились от ощущения счастья. Должно быть, она придумала что-то очень остроумное. Он должен придумать что-то более остроумное или более значительное.

ГОСПОДИН, ТИШИНА, ЛЮБОВЬ — что за головная боль!

Придется обратиться к основам. Есть два настоящих вида поэзии: декоративная и смысловая.

В декоративной поэзии используются: рифма, метр, аллитерация, шаблон, юмор, ассонанс и прочие технические уловки. На них делается акцент в легкой поэзии, в пародиях, в либретто для популярной музыки и т. п.

Серьезная, смысловая поэзия не придает особого значения таким вещам или вообще обходится без них. Поэтому некоторые люди даже не могут распознать серьезную поэзию — из-за того, что у нее нет красивой рифмы. Но, в конечном счете, главная притягательность поэзии заключается в более глубоких эмоциях, а использование символики дает сложные смысловые разветвления в краткой, компактной форме. Например, как в «Последнем песнопении» Киплинга:

Стихотворение было адресовано королеве Виктории несколько столетий тому назад. Это произведение не пользовалось в то время популярностью, потому что в нем говорилось об упадке Британской Империи, раскинувшейся по всей Земле. Зато какие образы всплывают при упоминании этих двух древних городов, передовых для своего времени, в итоге разрушенных армиями вавилонян и Александра Македонского. Киплинг использовал простой, легкий слог с приятной рифмой. Но его главной изюминкой было содержание — мрачное предостережение для огромной империи. Очень скоро Лондон, подобно этим древним городам, оказался в осаде, атакованный оружием, неизвестным во времена Тира, так как немцы направили на него бомбардировщики и ракеты. Как точно угадал Киплинг!

Помня об этом, Стайл, наконец, разглядел свой путь. Рифмы, метры и прочие красивости только обременяли. Он должен был отказаться от них и сосредоточиться на смысле и чувствах. Он потеряет несколько технических очков, но доберет их на содержательной части. Неважно, выиграет он или проиграет, но он сделает все возможное и так, как посчитает нужным.

Стайл посмотрел на первое слово: СУКА. Он знавал одну благородную суку — старую волчицу-оборотня, которая провела Клефа к Платиновым Владениям, пожертвовав жизнью. Вспомнить ее в своем стихотворении — это меньшее, что мог сделать Стайл!

КУБ — он припомнил один куб из своей жизни, это был куб удвоения из его недавней игры в нарды, который помог ему в итоге добиться победы.

ОГОНЬ — что ж, это была не самая серьезная вещь, но он только что помог вожаку снежных демонов в прямом смысле соприкоснуться с огнем страсти. Для судей Турнира это не будет иметь особого значения, но это стихотворение на самом деле предназначено не для них, а для Стайла. Это было заклинанием самого себя. Мир Фазы был жизненно важен для него. А огонь связан с этим миром и с представлением о романтике, которая напоминает ему о Голубой Леди. О да!

ГОСПОДИН — это совсем легко. Само это стихотворение есть окончательная попытка назваться господином: стать Гражданином Протона и иметь на Протоне тот же вес и влияние, что и на Фазе в статусе Голубого Адепта.

Но оставшиеся слова, казалось, не имели к нему отношения. Сейчас он был эмоционально нацелен в определенном направлении и должен был использовать эти слова аналогичным образом. Значит, он должен импровизировать. Это будет нелегко.

Что еще можно использовать, помимо ключевых слов? Может быть, духовное откровение, облаченное в синтаксис для придания смысла? Если первые четыре слова перенесли его из недавнего прошлого в настоящее, то следующие восемь слов можно попробовать использовать как знаки будущего. Во всяком случае он пойдет на это ради стихотворения — заглянет внутрь себя, сегодняшнего и будущего. Если его догадки не сбудутся, тогда эти догадки можно будет считать просто игрой воображения, а если сбудутся — то это станет полноценным предсказанием. Это была игра всерьез, и он отнесется к ней серьезно.

Стайл приложил всю свою волю, и строчки стали вырисовываться одна за другой. Ни рифмы, ни метра, ни других украшательств, только последовательность утверждений, как у Оракула, придающих смысл каждому ключевому слову. Никакой особой тайны и загадок он не увидел. Предложения имели обычный здравый смысл, приправленный тем, что он уже и так знал. И в целом это было заявление человека о принятии того, что уготовано судьбой.

Внезапно время истекло. Руя и Стайл ввели свои стихотворения в компьютер. Теперь дело за жюри. Судьи сидели рядом, каждый в отдельной кабинке, обращенной лицевой стороной к центральному голографу. Они могли смотреть на голограммы и общаться друг с другом одновременно. Игровой Компьютер был представлен кабинкой с человекоподобным роботом: его кожа была прозрачной, и сквозь нее были видны провода, гидравлические и электронные компоненты. Поначалу это смотрелось жутко — как оживший анатомический срез человеческого тела. Но вскоре глаза свыклись с этим образом и принимали его, как есть, — как ожившее упрощенное представление гораздо более сложного Компьютера.

— Покажите первое стихотворение, — произнес человек-компьютер. — Рабыня Руя, начинайте читать.

Руя взглянула на напечатанное на экране таблицы стихотворение и начала читать. Голограмма Руи появилась над центральным столом, чтобы все судьи могли разглядеть ее во всех подробностях. Это выглядело так, будто на пьедестале стояла женщина, а ее лицо было обращено к судьям.

— Мое стихотворение называется «Жестокий любовник», — объявила она.

Затем она начала читать, при этом она изящно двигалась, улыбаясь или же хмурясь, чтобы соответственно подчеркнуть значение сказанного. Над головой девушки, на виртуальном экране, в процессе чтения к тексту добавлялась очередная строчка, пока не стало видно все стихотворение целиком.