Наталья Лебедева - Малахит

Когда они неслись обратно к дому, путаясь в длинных стеблях луговых трав, они увидели, наконец, собаку.

— Карат! — радостно взвизгнула девочка. — Ма, па, Нефрит! Карат! Карат вернулся!..

В это время из леса вышел молодой человек двадцати двух лет. Он выглядел несколько лучше, чем его спутники, но костюм его, сшитый из прекрасного бархата, тоже был изрядно потрепан. Темно-зеленая, почти черная ткань протерлась до молочно-белой основы на коленях и локтях. Светло-зеленый кант кое-где отпоролся и повис уродливой бахромой. Задумчивые глаза молодого человека сверкали живым зеленым огнем. Жесткие как проволока темные волосы свисали до плеч густой гривой. Лицо было худым, вытянутым и смуглым.

— Карат! — закричал он и бросился к собаке, которую уже успел оседлать мальчишка. Пес глухо и радостно подгавкивал.

Их бесцеремонно прервал Опал:

— Ну-ка, все — цыц! Печать при нем?

— Печать? — Нефрит провел рукой по груди пса и ему на ладонь лег медальон. — Вот она, что ты волнуешься?

— Что волнуешься? — Опал от негодования брызнул слюной, практически плюнул брату в лицо. — Ты, мальчишка, прилаживаешь наш единственный уцелевший — повторяю, единственный — символ королевской власти вместо ошейника бестолковому псу и еще смеешь смеяться! Дай сюда!

Опал протянул руку за печатью, и тут же в миллиметре от его пальцев щелкнули белые собачьи зубы. Карат заворчал — спокойно, но с угрозой.

— Я же говорил, — сказал Нефрит, положив на всякий случай руку на загривок пса, — с ним печать в большей безопасности, чем с нами. Это во-первых. А во-вторых, если бы тебя беспокоило наследование престола, ты был бы сейчас в Камнелоте, а не разъезжал бы по дорогам в нищенском фургоне, как последний из торговцев. Символ королевской власти это прежде всего — королевское достоинство.

Старший брат едва не задохнулся от возмущения, его лицо покрылось пятнами.

— Да если бы мы не уехали еще тогда, то сегодня оба гнили бы рядом с отцом!

— Я не осуждаю ни тебя, ни кого бы то ни было еще за то бегство. Но мы обязаны были вернуться раньше.

— Ну и возвращался бы! Никто тебя не задерживал.

— Но ты законный наследник… Впрочем, да, я сам себе противен…

— И вообще, интересно, где он болтался все это время? Может быть, уже появились законы, заверенные нашей печатью? Прирезать надо этого пса.

Нефрита разозлили эти слова.

— Хватит ныть! — крикнул он в лицо брату. — Иди и проверь, какие там принимаются законы!

— Еще не время.

— А когда будет время? Когда оно придет, твое время? Сколько ты будешь ждать? Чего ты ждешь?

— Не хочешь ждать — иди сам, скатертью дорога, — ледяным тоном ответил брат. — Но печать оставишь мне. И помни, у тебя пока нет права наследования. — В протянутую руку лег зеленый камень.

Через минуту из фургона вылетели шпага, кортик и боевой топор Нефрита да смена нижнего белья — все имущество младшего принца. Дети, наблюдавшие за ссорой с широко раскрытыми от испуга глазами, заплакали и повисли на дяде.

— Ничего, ничего, — успокаивал он детей, вытирая их слезы тыльной стороной ладони, — я скоро вернусь и заберу вас в чудесное место. Все вместе мы будем жить во дворце и каждый день есть что-нибудь очень вкусное. Изумруду мы подарим самого красивого коня…

— Настоящего?

— Конечно, настоящего. А Топаз получит много-много бальных платьев.

Десятилетние, не похожие друг на друга двойняшки смотрели на дядю во все глаза, слезы еще блестели на слипшихся ресницах, но грустить никто уже и не думал.

Нефрит поцеловал их, подобрал свои вещи и ушел, сопровождаемый черным красавцем-псом.

Не успели они отойти от фургона и десяти шагов, как принц заметил, что его пес сильно хромает.

— Что же это? Кто тебя так? — спросил Нефрит, ласково обнимая собаку за шею. — Ну ничего, ты потерпи. Скоро мы будем в замке, там лекари есть. Ты поправишься. Сможешь дойти?

Пес согласно гавкнул.

До Камнелота они не добрались ни в этот день, ни на следующий.

Через две недели после того, как братья расстались, в ворота Камнелота въехала телега, доверху заполненная небольшими бочонками. Телега одуряюще пахла медом. Сзади на ней были привязаны два улья с закрытыми летками. По бокам от телеги шагали мужчина и женщина средних лет. Оба они были одеты в простую одежду из некрашеного льна. Караул преградил им дорогу.

— Прошу меня простить, — выступил вперед начальник караула, — но по закону военного времени я вынужден вас задержать. Есть ли в Камнелоте люди, готовые поручиться за вас?

— Думаю, да, — ответил мужчина. — Королевская кухарка Бирюза может подтвердить, что мы те, за кого выдаем себя. Скажите ей, что в город пришли Латунь и Курочка.

Тогда, в марте, Латунь нес свою испуганную, притихшую дочку через лес и чувствовал, как она прижимается к нему каждой клеточкой своего тоненького тела. Золотко дрожала от страха, огорчения и от начинавшейся лихорадки. Попетляв по лесу, Латунь пришел к землянке Липы. Золотко обмякла и уснула у него на руках и, к его удивлению, не проснулась, когда он перекладывал ее на постель. Девочка раскраснелась и тяжело дышала.

Липа решительно отстранила отца, раздела девочку, велела постоянно менять холодный компресс на лбу. Поставила на плиту несколько горшочков, в каждом заварила отдельную травку. Скоро всю землянку заполнил бодрящий и одновременно успокаивающий аромат. Девочка задышала спокойнее и уснула глубоким и спокойным — не болезненным — сном.

Несколько дней Золотко пила целебные отвары Липы, много спала и почти не разговаривала с отцом. Впрочем, она и видела-то его редко. Латунь много времени проводил снаружи — ждал нападения милиции. Липа уверяла, что необходимости в этом нет, но он все равно почти каждый час, даже ночью, выходил в лес.

Золотко тоже беспокоилась. На вторую ночь она проснулась, задыхаясь от слез.

— Что случилась, лапушка? — Липа возникла перед ней со свечой в руках, в белой длинной ночной рубашке и с распущенными седыми волосами, чем напугала девочку еще больше.

— Ну, что случилось?

— Не забирайте меня… Пожалуйста, не забирайте меня… — кулачок размазывал по щеке слезы.

— Ну, ну, ну… Никто тебя не возьмет… Тебе приснился плохой сон….

— Я все боюсь, — стала объяснять Золотко дрожащим голосом, — что они придут опять.

— Сюда не придут, сюда не придут, — повторяла Липа, гладя ее по голове.

— Почему?

— Вот смотри, — знахарка протянула руку к одной из полок и взяла пучок засушенной травы. Золотко видела такую травку летом. Ее толстые стебельки с маленькими листками и желтыми цветами встречались иногда в высокой траве лугов.

— Отведи-трава, — Липа осторожно понюхала хрупкий стебелек. — Если повесить пучок у двери, дурной человек пройдет мимо.