Роман Мискин - Амулет Святовита. Первая часть.

У Бортня удивленно взметнулись брови вверх:

- Травник говоришь и лекарь? Это дело нужное и вельми полезное!

И, хлопнув себя по колену, воевода поднялся:

- Ну, ступай с нами!

***

Ехали второй день. Пуща оставалась справа, все время то отдаляясь, то приближаясь и нависая своей темной громадой над дорогой.

Впереди мелькали перелески и рощицы, разбросанные по лугам и полям с буйной теплынью трав. Зелеными и сизыми клубами лохматились кустарники, скрывая в своей глубине прохладные тени, словно ждущие наступления вечера, чтобы выползти оттуда серыми сумерками и затопить окружающие низины до утра сырыми туманами.

Дорога текла, будто река. Извиваясь и теряясь в зарослях, огибая холмы и возвышенности, она вбирала в себя пути и дорожки поменьше, которые вливались в нее ручейками и речками проторенных троп, делая ее шире и полноводней. Вместе с впадающими в нее рукавами путей на стремнину дороги выносило жителей края, спешащих по своим делам то навстречу, то обгоняющих отряд земников.

Сперва попутчики попадались нечасто, в большинстве своем из людей - одиноко вышагивали они по прибитой земле или неспешно трусили на своих конях. Но с каждой верстой их становилось все больше и больше; стали встречаться скрипучие телеги и возы, с высоты которых глазели на вооруженных барздуков лузгающие семечки говорливые бабенки в высоких чепцах, и угрюмые, похожие на хмурых лешаков, неманские мужики. Все спешили к Янову дню попасть в Земьгород на ярмарку. Дорога постепенно переходила в большак.

- Ишь ты, чудь лесная повылазила, - шепча и перемигиваясь, толкали друг друга в бока толстые кумушки.

Барздуки только искоса поглядывали на языкастых теток, но предпочитали помалкивать, и с людьми в разговоры особо не вступать.

Лишь когда телеги и возы совсем запруживали дорогу, несколько старших дружинников позволяли себе покрикивать на зазевавшихся, бряцая оружием для пущей убедительности, и освобождая для остальной дружины путь.

Мужики нехотя сворачивали к обочине, хмуро глядя вслед диковинным бородатым земникам. И было вовсе не понять, какие шальные мысли бродили в этот миг в их угрюмых головах.

- Ты смотри, какие важные, - судачили между собой тетки, глядя вслед отряду. - Нелюдь ведь - а туда же лезет. Тьфу ты!

Но кумушки храбрились только друг перед дружкой, и открыто задевать земников все же опасались.

Барздуки и сами не горели большим желанием вести свои разговоры в присутствии людей. И лишь отъехав от них на значительное расстояние, возобновляли беседу.

Прок Пеколс трусил неспешно на выделенной ему мохноногой лошадке и что-то напевал себе под нос.

- Пеколс! Что на ужин есть будем? Кашу из потерянного топора? - смеясь, хлопнул по плечу старого слугу один из дружинников, проезжая мимо.

Однако Прок не смутился и тут же ответил:

- Да нет, скорей всего из такого шутника, как ты!

Ему ответили громким хохотом все, кто был недалеко. Дружинник покраснел, покрылся пятнами от злости, но так и не нашелся, что сказать. Сердито гикнув на своего коня, он ускакал вперед, подняв тучу желтой пыли.

- Славно ты его отшил, Прок! - подмигнул ему Лиго.

- Это Зубан, известный насмешник - сказал Мартин. - Только ты, Прок, держи с ним ухо востро - он тебе еще припомнит эту шутку.

- На каждый сучок имеем свой топорок, - улыбнувшись, беззаботно отмахнулся Пеколс, и снова стал мугыкать свою песенку.

Мартин только покосился на него - но ничего не сказал. После той стычки утром у дверей, он смотрел на Пеколса несколько предвзято - и уж никак не ожидал, что старый слуга нежданно-негаданно свалится на голову, как снежный ком. Прок на правах давнишнего и близкого знакомца Лиго тут же стал оттирать от него Мартина, что чуть было не привело к новому раздраю, не вмешайся в назревавшую стычку сам Лиго. Он заставил их замириться и пожать друг другу руки.

А вечером того же дня Пеколс отличился тем, что за ужином, наслушавшись россказней про Бирюка, стал умничать и пересказывать вычитанные когда-то им в старинных книжках давнишние советы, как вычислить колдуна или избавиться от чародея, чем тут же навлек на себя насмешки со стороны дружинников. Но особенное веселье вызвал его рассказ про траву нечуй-ветер, которую надобно-де высушить, перетереть в порошок и дать выпить тому, кого подозревают в колдовстве. Мол, ежели подозрения были верными, то этот-де чародей начнет якобы ходить из угла в угол, а дверей, чтобы выйти, так и не сможет найти вовсе.

Тут уж дружинники, большие любители позубоскалить, дружно загоготали, а Сухан, держась за бока, спросил:

- Скажи, Прок, а какого зелья тебе напиться дали, когда тебе мерещились шагающие кедры, и ты не мог выбраться из лесу? Ты что, тоже чародей небось?

Пеколс попытался было спасти положение тем, что стал запутано объяснять, что он, мол, вовсе не колдун какой-нибудь, а просто интересуется алхимией, а в чародейство и волшбу он и сам не верит. Но этим еще только больше развеселил дружинников.

- Скажи, а нос у тебя от алхимии такой красный? - снова спросил Сухан. - В какой бутылке ты ее держишь, эту алхимию свою? Может, дал бы глотнуть на пробу?

Ратники тряслись, покатываясь со смеху.

- Да ну вас всех! - надулся Пеколс и быстренько замолчал.

Но было уже поздно. Некстати вылетевший рассказ вкупе с ночными приключениями в лесу самого Пеколса сослужили ему весьма сомнительную службу - в глазах вечно подтрунивающих друг над другом ратников он сразу же превратился в эдакую мишень для шуток и насмешек. Однако, как ни странно, к такому отношению к себе слуга за все свои годы давно уже попривык, и потому не просто сносил его безболезненно, но даже еще со своей стороны еще и умудрялся порой дразниться и едко отвечать самим острякам.

Поэтому Пеколс тихо бубнил себе под нос свою незамысловатую песенку и трясся на выданном ему новом муле по пыльной дороге, совершенно не обращая никакого внимания на шутников.

- Кажись, к вечеру будем, - сказал один из пожилых дружинников, приложив руку ко лбу козырьком. - Ежели, конечно, погода не помешает, и мы не застрянем в поле.

- Да вроде не должны застрять - небо чистое, - ответил ему Брыль. - Смотри, как печет - а наверху ни облачка!

И посмотрел на небо.

- Печет - это неплохо, - лениво ответил дружинник. - Только как бы на дождь не напекло. Больно уж эта пуща - место ненадежное.

И он кивнул в сторону темнеющей громады леса.

Брыль снова взглянул на небо - и от бездонной яркой синевы, уходящей необъятным куполом в невообразимые дали, у него даже слегка закружилась голова.

Стрекочущий зной затопил поле, примыкавшее к пуще, с петляющим по нему битым шляхом. Жара наваливалась сверху густой горячей жижей, пробиралась под воротники и за пазуху, стекала противным липким потом и солёно выедала глаза. От дрожащего марева слегка рябило в глазах, и раскатанное вперед бурое полотно дороги казалось вдали зыбким и нереальным. Солнце давило сверху зноем, кололо и обжигало острыми лучами, слепило взгляд играющими на шишаках и кованых наплечниках яркими бликами.