Роман Мискин - Амулет Святовита. Вторая часть

Но чародей, будто читая мысли барздука и посасывая при этом свою трубочку, словно невзначай заметил:

- А ведь стрела была не только отравлена... - и выпустил кольцо дыма, которое сперва приняло облик ухмыляющегося черепа, а затем медленно растаяло в воздухе.

- Там было что-то еще? - опасливо спросил Лиго.

Чародей кивнул:

- Да, мой мальчик - на стрелы этого лиходея Мелеха были наложены сильные заклятия. И, хотя он сам этого не знал, он исполнял отнюдь не свою волю...

И замолчал.

И то ли поднимающаяся снизу прохлада заползла под платье земника, то ли в словах чародея прозвучала скрытая угроза, но Лиго поежился в нехорошем предчувствии.

- А чью же? - осторожно спросил земник.

Мамай вынул трубку изо рта и внимательно посмотрел на барздука.

- Ты разве не догадываешься? - спросил чародей, не спуская глаз с земника.

И Лиго тихо шепнул:

- Ордена?

И, будто в подтверждение его слов, откуда ни возьмись, налетел порыв ветра, хлопнули флаги, норовя сорваться с древка, заскрипели деревянные башни. И снова наступила затишье.

- Ты больше не произноси на открытых пространствах этих слов, мой мальчик, - сказал Мамай, насупив брови. - Звери, птицы, мошка - всё имеет уши. Не говоря уж об этих.

И он ткнул чубуком в порхавших в отдалении нетопырей.

- Да и ветер порой разносит слова быстрее, чем они были произнесены...

- Но ведь мы уже далеко на юге! - воскликнул земник. - Ведь мы так много прошли за всё это время!

- И что с того? - оборвал его чародей. - Соглядатаи Врага кругом - и ты уже успел в этом убедиться не раз.

Земник поник головой и замолчал. А затем, спустя время, тихо сказал:

- Иногда мне кажется, что это всё зря. Что ноша моя непосильна для меня, чересчур тяжела. Ведь я всего лишь молодой барздук, недоучка вайделотской школы - а опасности подстерегают на каждом шагу...

Мамай сурово посмотрел на земника:

- Опасности? На каждом шагу?

И, запрокинув голову, расхохотался.

- Да ты, мой мальчик, их еще и не видел-то! - смеясь, сказал чародей. - Или ты те мелкие происшествия, что с вами приключились за весь этот путь, считаешь опасностями? Нет, мой дорогой мальчик, настоящие опасности начинаются вон там!

И он порывисто показал рукой вдаль, за острый частокол крепостной стены, туда, где уже в наступивших сумерках высились на лесных просеках и пойменных лугах огромные приграничные камни, белесо торчавшие вкривь и вкось на черте кордона Неманской державы, отделяя ее уделы от диких пустошей южных земель.

- Там, мой милый Лиго, нет больше ни великокняжеского ополчения, ни приграничной стражи, которые могли бы тебя защитить. Нет там больше ни одной безопасной корчмы, уютного поселения или крепости с надежными стенами, за которыми можно в случае чего укрыться и подать весть о помощи друзьям. Да и друзей там тоже больше нет - а потому и рассчитывать приходится только на себя! Все тропы лживые, а дороги ненадежные - и за каждым поворотом тебя ждет смерть. И так - до самых Лесистых гор! Пустоши, болота да дремучие заросли, по сравнению с которыми самые густые пущи Земиголья выглядят как ухоженные рощи. Вот что такое опасности, дорогой мой мальчик!

И Мамай сурово посмотрел на земника.

- Но если ты думаешь, что это всё - то ты очень заблуждаешься, Лиго! - сердито продолжал чародей. - Там тебя подстерегают такие твари, по сравнению с которыми волколаки покажутся всего лишь бабушкиными сказками, а все виденные тобою разбойники будут вспоминаться как милейшие люди, вышедшие на большую дорогу лишь слегка пошалить. Вот это и есть настоящие опасности!

И Мамай зло пыхнул трубкой, грызя чубук.

Земник, потупив голову, тихо спросил:

- А битва у Синей пущи, она тоже покажется детским лепетом?

И пронзительно посмотрел в глаза чародею.

Мамай от неожиданности осекся, закашлялся и замотал головой.

А затем, утерев выступившую то ли от крепкого табака, то ли от воспоминаний слезу в уголку глаза, еще более тихо сказал:

- Нет, мой мальчик - то была великая битва! Одна из самых великих, которые я когда-либо знал...

И свесил свою чубатую голову, стараясь скрыть предательскую слезу.

- Тогда я вынесу эту ношу, - тихо, но твердо сказал Лиго. - Я по-прежнему иду с тобой...

И замолчал, глядя вдаль.

***

Затрубили звонкие горны, застрекотали дробью барабаны, отмечая смену пограничных нарядов. Заскрипели ворота, выпуская одну конную стражу взамен другой. Зацокали копыта, унося отдохнувших ратников в наступавшую ночь. А прибывшие с кордона первым делом повели своих взмыленных коней в стойла - расседлывать, чистить и кормить. И надо было торопиться - ибо дневной дозор уже ждали парная банька с дальней дороги и горячий ужин, а вместе с ними и самые свежие новости от конного отряда, высланного на поимку лесных лиходеев. Застава жила своей жизнью.

- Наримонт Скирмонтович приглашает вас к столу, господин Мамай и господин Лиго, - сказал невесть откуда взявшийся слуга, и также растворился в воздухе, как и появился.

- Не вешай нос, сынок! - вдруг весело сказал Мамай и неожиданно потрепал земника по плечу. - Всё будет хорошо - ибо боги за нас, Лиго!

И, стремительно встав, стал выбивать трубку о каблук.

Спустились по замысловатым переходам, устроенным внутри толстой бревенчатой стены и попали в просторную залу, на стенах которой чадили факелы. Посредине, заставленный блюдами со снедью и кувшинами, стоял длинный колченогий дубовый стол, вокруг которого находилось несколько человек. Сидевшие суровые лица разом обернулись к вошедшим.

- Милости просим, - немного каркающим голосом сказал высокий, могучего телосложения, бородач во главе стола.

И показал широким жестом вошедшему земнику и чародею их места.

Это и был начальник заставы Южное Порубежье Наримонт Скирмонтович Бут, троюродный брат наместника Земиголья Кориата Довмонтовича, не менее знатный шляхтич из старинного и славного семейства Бутов, верой и правдой служивших Короне и Великому Княжеству не одно поколение.

Частые, иной раз чуть ли не ежедневные схватки на Кордоне оставили на могучем теле шляхтича множество следов и отметин. Лиловыми вздувшимися шрамами было иссечено его лицо, так что один глаз слегка был прикрыт и загадочно мерцал из-под полуопущенного века. Другой, не мене страшный, толстой уродливой жилой пересекал щеку и прятался в густой бороде. А когда он слегка приподнимал голову, был виден еще один, опоясывавший горло, словно пытавшаяся удушить его змея. Именно этот след указывал на то, почему у столь могучего витязя был так не вязавшийся с его мощным обликом каркающий ломаный голос - следствие застарелой страшной раны, разорвавшей горло слева направо. И только чудо и несгибаемая воля к жизни помогли славному потомку Бутов вернуться из мира богов на эту землю.