Вадим Крабов - Рус Четвертый. Рус-4

— Да уж не дальше Тира! — усмехнулся Рус, но сразу поправился. — Нет, конечно, еще большая глушь… добраться туда трудно… альганское пятно признали?

— Хм. — Адыгей ненадолго задумался и выдал очень уверенно. — Полгода не пройдет — признают! Понимаешь, оттуда рабы… в смысле уже не рабы, свободно в город заходят и, представляешь, хлебом торгуют! В Гиркатласе, как и везде, цены до небес взлетели, простите, боги, за такое сравнение. А там же все привозное. Вот и получается, что невольники, считай, своих хозяев кормят, как в старые времена! Только теперь, уже за деньги, на равных… вот на это археи бесятся. Хм, а больше, Рус, купцы. Потому что цену у них сбивают. А царь там башковитый — по всему видно — хоть завтра то царство… как его…

— Республика Эледриалия, — подсказал Рус. Бывший «волк» уже не удивлялся его осведомленности, особенно во всем, что касается пятен. — Но это у них ненадолго. Поиграются в демократию и царя изберут. Боги не жалуют эти игрища, им нужен помазанник, который… ладно, продолжай, — но сам все же додумал: «Не даст народу отойти от веры. И Эледриас с царской помощью прижмет жрецов, а то распоясались они там совсем, деньги за агитацию с кандидатов тянут… большевики, блин…», — и сквозь эту мысль услышал Адыгея:

— Нет, Рус! — тиренец даже обрадовался ошибке князя. — Та республика с декаду как кончилась! Царство там. Отстал ты, Каган… — и внимательно проследил за реакцией Руса… На его лице не дрогнул ни один мускул, но Адыгей каким-то образом понял, что больше «ночного князя» не существует: «ночь» ушла окончательно… так же, как от него самого. — Поэтому я и даю самое долгое — полгода до признания. Могу поспорить!

— Ишь ты! А давай, ради интереса!.. — Рус весело подмигнул и сразу посерьезнел. — Нет, Адыгей, прав ты. Скоро там банк заработает, это ускорит… Ладно, пора спать расходиться. Завтра в Рению [4] Княжество Рения- запад ойкумены, между Гроппонтом на юге и пустыней Тартарол на севере. Небольшое альганское пятно «Сикионское» лежит большей частью в пустыне, но граничит с Сикинией — провинцией Рении. пойдешь…

Смышленый Адыгей сразу догадался и о следующих трех маршрутах: Кафария — к последнему альганскому пятну, Гроппонт и снова в Гирикан, только на север, к границе с варварами племен Понгов и Струров, — к «Гроппонтскому» и «Проклятому» каганским пятнам. Рус зачем-то хотел расположить свои «банки» неподалеку от новых государств, которые во всех шести пятнах уже появились или в скором времени возникнут. Эндогорское пятно, для Адыгея почти родное, не считается: в нем Рус давно обосновался очень прочно.

Хитрый тиренец угадал ровно на одну треть: он действительно посетил Кафарскую Горгону, но после отправился по богатым столицам центральных стран ойкумены: той же Кафарии, Месхитии, Галатии, Фракии и тройке других: «Наконец-то я в денежных местах побывал… — восторгался прагматичный степняк, — богато живут! И это они еще жалуются на взлет цен после бегства рабов?! Вот кого обмануть не грех! Простите Предки и Сильнейший…». Бывшие каганские пятна в то время Руса не заинтересовали и сообразительный Адыгей предположил: «Князю, видят боги, и Кальвариона — вотчины его супружницы — до судорог в щиколотках хватает…», — и в общем-то он был прав.

«Степняк — южанин» у Адыгея было на лице написано, но никто не удивлялся тому, что он служит северянину — кушингу. Кушинарские купцы «гремели» по всей ойкумене: в редких странах не ступала нога этого пронырливого народа, по слухам — невероятно богатого. Поучиться торговому делу у них мечтали многие начинающие купцы и во всех странах молодому Адыгею завидовали. Разве только в Месхитополе произошел один казус:

— Значит ты, уважаемый, тиренец, но служишь кушинарскому Торговому дому? — с подозрительным прищуром уточнил хозяин одноэтажного дома с подвалом.

Мужчина средних лет типично месхитинской смуглой внешности оказался неудачливым купцом. На чем-то погорел и теперь вынужден был распродавать все, что у него имелось. Конкретно этот домик, его первую собственность, где прошли его лучшие годы, он старался сохранить себе как память и как «талисман» для «привлечения удачи». И надо же! Капризная богиня (хвала тебе, безымянная!) в первую же декаду после начала распродажи имущества слышит его — появляется незнакомый парень и предлагает выгодную аренду. Только…

— Да, уважаемый, — как можно степенней ответил Адыгей, — один кушинарский купец привез в Далор войско этрусков и я к нему напросился. Давно мечтал поучиться торговому делу…

— Поучиться у кушингов… — хозяин словно вторил ему и вдруг взорвался. — А знаешь ли ты, что я продаю все, что нажил за всю свою честную жизнь именно благодаря купцу — кушингу! Да чтоб Тартар добрался до него еще живого!..

Покрасневший месхитинец в сердцах потрясал руками, а спокойный тиренец скрытно зажал в ладони метательный нож и незаметно просчитывал пути бегства. Но весь его облик выражал только искреннее сочувствие к обманутому человеку.

Давно, более двух лет назад это произошло, через месяц после «Ссоры Богов». Коварный кушинг убедил тогда честного месхитинца купить «по дешевке» партию рабов, которую хотел отправить в Кушинар, но Звездные врата перестали работать. Месхитинец поверил:

— Ты бы видел тех дев, тиренец! — воскликнул купец и его глаза на мгновенье заволокло поволокой. — В гаремы северных варваров предназначались. И Звездные врата окупились бы, я поверил…

— Он наверняка торопился, — нейтрально произнес Адыгей, не понимая в какую сторону повернется гнев хозяина. — Кушинги очень трепетно относятся к обороту денег…

— Вот! Вот, уважаемый! Точно так он мне и сказал… ну, не точно, но это не важно. Убедил, мол, что я могу их не торопясь по морю доставить…

— Так в чем обман, уважаемый? — осторожно поинтересовался тиренец, с облегчением замечая, как остывает накал страстей месхитинца.

— А то ты не понял?! Сбежали все девы буквально через пару декад! Кстати, здесь, в этом доме сидели… — хозяин оглянул обстановку и Адыгей уловил в его взоре нечто большее, чем сожаление о потерянных деньгах. «Ого! А он наверняка женат… а девы на то и девы, чтобы ими же и оставаться перед продажей… любил поиграть, хозяин?.. Тогда ты сам был рад обмануться, кушинг ни при чем…».

— Так кто бы мог знать… — начал было говорить Адыгей, но купец его бесцеремонно перебил:

— Он знал точно! Я в этом уверен и сейчас тебе докажу. — С этими словами хозяин дома забежал в соседнюю комнату. Адыгей, звеняще-расслабленно, готовый к чему угодно, даже, как ему показалось, уйти от стрелы, как это легко проделывал Рус, прождал десять ударов сердца, а увидел то, чего не ожидал встретить ни при каких обстоятельствах: пергаментный свиток, перевитый красным шелковым шнурком с тремя кисточками, сшитыми в виде лилии — обычно так оформлялись поэмы.