Марина Кимман - Флейта Нимма

— Что ты делаешь? — спросила Омо.

Я не ответил, просто чуть сжал ее руки в своих.

"Просто побудь потише".

Снова погружение. Меня вдруг осенило, что "я" и мои мысли — это не совсем одно и то же, и сейчас, в этот конкретный момент, разум мне просто не нужен. Другое должно было навести меня на след, и это другое называется как раз "Я" Странное ощущение. "Я"… Всю жизнь так бездумно пользовался этим словом, не подозревая, сколько могущества оно в себе таит.

Чтобы знать, не надо было открывать глаза. Перед моим внутренним взором предстала Степь, только она была без снега и заполнена теми, кто молчал. Они, подобно медузам, медленно и безразлично проплывали мимо нас, и я видел по их лицам, что они что-то потеряли.

Призраки столпились на одной стороне и стали наблюдать за нами. Они напомнили мне собак, сбившихся в кучу на морозе, чтобы погреться.

Омо сидела рядом, и это было самым красивым зрелищем, какое только можно себе вообразить. Ее кожа и волосы светились мягким золотым светом, а солнце, которое я обыкновенно видел как пылающий шар, на деле оказалось центром радужного цветка. Его лепестки тихо волновались.

Я заметил связь между нами — тонкую нить, которая, однако, выглядела чрезвычайно прочной. Трогать ее не хотелось.

Интересно, конечно, но не стоит отвлекаться. Не сейчас.

Как узнать, где находится ойгур? Все казалось достижимым: я просто встал — или подумал об этом — и громко назвал его имя. Омо вздрогнула, хотя я был более чем уверен, что не произносил ничего вслух.

Призраки остановились, как будто прислушиваясь, затем возобновили свой медленный танец. На горизонте появилось существо, которое я поначалу принял за еще одну душу.

На первый взгляд, оно выглядело как человек. Две ноги, правда, окутанные чем-то вроде тумана, две руки… дальше начинались отличия.

Лицо у существа было поделено на две половины, белую и черную, причем на второй глаз выглядел неживым, застывшим. Странным образом это напомнило мне о степных собаках.

Зрелище, честно говоря, жутковатое.

Следовало ли его бояться? Ни духи, ни собаки не причиняли нам вреда, а существо, казалось, каким-то образом связано с ними.

Не прошло и минуты, как странный призрак стал рядом с нами.

— Свет, — сказал он и щелкнул пальцами. Я открыл глаза, но, против ожидания, увидел ту же самую картину, разве что вместо человека с черным наполовину лицом рядом сидела собака. Правда, она была раза в четыре крупнее своих сородичей.

Она обошла нас по кругу, внимательно рассматривая, затем еще раз. Омо инстинктивно прижалась ко мне.

— Два шамана, — раздался холодный голос, — один тоскующий, другой Атмагар, и третий, снежный Атмагар, но не шаман. Что вам, живым, надо в Степи в это время года?

— Я не шаман, — как-то сразу ответил я, и только потом задался вопросом: кто именно спрашивает нас? Гигантская собака не раскрывала пасти, но звук шел от нее.

— То, что ты воспринимаешь как собаку, на самом деле является моей любимой формой. Одной из. И тот, кто хоть раз увидел мир мертвых, становится шаманом, разве твой тоскующий друг не сказал тебе об этом?

— Ты видел их? — с суеверным ужасом в голосе прошептала Омо.

— О ком ты… вы говорите? — одновременно спросил я. — О каком друге? О Винфе, что ли? Да не смотри ты на меня так, Омо, я до сих пор их вижу. А ты разве нет?

Она покачала головой.

— Ваш друг мне ни к чему, — сказало существо, — но я, впервые за тысячи лет, принял живого человека за мертвого. Если не хотите потерять его снова, запретите ему смотреть не глазами, по крайней мере, до Исинграсса. Иначе он может потеряться… по ту сторону.

Собака склонила голову и посмотрела на меня своим неживым глазом. Ее хвост дернулся и затих.

— Странные вы люди, — вдруг резюмировала она.

— А ты нормальная собака, ага, — буркнула Омо.

Мне показалось, что существо слегка ухмыльнулось, но я не поручился бы наверняка.

— Не совсем. Я Степной Пёс, бог этого места, — сказало существо. — Не теряйтесь, — он исчез, и тени пропали, а голос между тем еще звучал, — ваш друг очнется.

Мы снова были в Степи, и снова — втроём. Где-то на горизонте мелькнула стая собак.

Когда взошла луна, Винф проснулся, задумчивый и молчаливый.

— ЧТО?!!

У ойгура, если подумать, палитра эмоций была крайне небогатой: усмешка, раздумье, спокойствие, снисходительность… Поэтому увидеть на его лице изумление казалось почти невозможным. И тем не менее.

— Да, Винф, я их видел. Мертвых.

Он прищурился, рассматривая меня. Я почувствовал что-то странное — как будто мурашки побежали, но внутри, и поежился.

Винф заметил это движение, моргнул. Ощущение исчезло.

— Да уж, — протянул ойгур, — ты и представить себе не можешь, что это означает. Для меня. Мне придется тебя учить.

Это было сказано так угрюмо, что было всколыхнувшаяся во мне радость так же быстро и ушла. Если подумать, с самого начала нашего путешествия я только о том и мечтал, чтобы ойгур поделился со мной знаниями, но тот странно упорствовал в своем нежелании.

— У нас на полуострове говорили, что знание молодит ум и старит сердце… — пробормотал Винф. — Я больше скажу — теперь ты будешь одной ногой в могиле. Всегда.

Я невольно усмехнулся: состояние "на полдороги к смерти" становилось привычным, даже без всякого там шаманства.

— Не ухмыляйся, — сказал Винф раздраженно. — Теперь тебе придется контролировать свой сон и мысли. А я еще и помочь не могу! Проклятая Степь! — он топнул по насту, но тот не поддался.

По равнине, словно смеясь, прокатилась поземка. Ойгур проводил ее неприязненным взглядом.

— Что такое Степь, Винф? — поспешно спросила Омо. — Ты узнал что-нибудь?

Поземка улеглась. Винф еще некоторое время смотрел в том направлении, затем неопределенно дернул плечами.

— Если честно, я не могу вспомнить подробностей. Степной пес позаботился о том, чтобы я не сказал лишнего. Разве что…

Он поморщился, словно у него заболела голова.

— Это ловушка. Ловушка для душ. Я сам едва не попался.

Что-то показалось мне странным в его речи. Он словно недоговаривал.

— Тогда почему я не чувствовал ничего подобного?

— Потому что дурной еще, — буркнул Винф, и, закутавшись поплотнее, ускорил шаг.

Мы с Омо переглянулись.

Она покачала головой и припустила вслед за ойгуром.

— Ви-инф! А, Ви-инф!

Ветер искажал ее голос. Когда Омо подошла к ойгуру и слегка приобняла его за плечи — он дернулся, как от огня — ее речь превратилась в неразборчивое бормотание.

Только приблизившись к ним, я смог, наконец, понять, что именно говорила девушка.

— Дурак ты, Винф. Ты молчал много лет, и что, помогло это тебе?

— Не имеет значения, — сказал он.

— "Не имеет значения"?