Кристофер Сташеф - Шаман

Бири кивнул.

— А один из тех, кто служит в храме, мне сказал кое-что такое про торговца тканью Лавока, чего его жене знать бы совсем нежелательно.

— Это про что же? Про то, что он развлекался с бабами на улице Красных Фонарей?

— Вот-вот, и платил золотыми бусинами своей жены за их услуги. Я ему про это обмолвился, когда торговался с ним — он мне ткань предлагал, — и он вдруг мне сразу продал за одну-единственную бусину три здоровенных куска.

Трое спутников бири расхохотались, и тут Огерну захотелось отвернуться. Глаза его метали молнии. Он зашагал по причалу, а бири заработали веслами и отплыли. Уйдя подальше, Огерн прошептал:

— И чтобы бири поймались на такие дешевые уловки!

— Да уж! Будь на их месте люди из того племени, которое меня вырастило, я бы еще не удивился, — согласился Лукойо, хотя было видно, что он вовсе не так сильно огорчен, как Огерн. — Мне вот что не понравилось: то, что они собираются и дома поклоняться Улагану! У себя дома!

— У нас, у нас дома! — воскликнул Огерн. — Ты и теперь скажешь, что я не должен вмешиваться и мешать совращению народа?

— Нужно уничтожить источник этого совращения, — отозвался Лукойо, но несколько рассеянно.

Огерн внимательно посмотрел на полуэльфа — ну точно, тот жадно глядел на город, взгляд его блуждал.

— Что с тобой?

Лукойо вздохнул.

— Знаешь, Огерн, мне сейчас кажется, что я зря так открыто обижал Улагана. Женщины… Там женщины… мне эта мысль просто покоя не дает.

Огерн расправил плечи, выпрямился, снова повнимательнее пригляделся к товарищу и наконец заметил в его глазах не только похотливое желание, но и нечто, похожее на нестерпимый голод. Огерн пока не мог понять, что тревожит его больше: похоть Лукойо или понимание того, что у полуэльфа есть какие-то особые причины уклоняться от поклонения Улагану, связанные с чем-то другим, кроме почитания Ломаллина.

Лукойо немного обогнал Огерна и подошел к человеку, державшему в руках большой кусок воска.

— Послушай, житель Кашало! — обратился к нему Лукойо. — Я приветствую тебя!

Торговец глянул на полуэльфа и ответил с сильным кашальским выговором, путая слова:

— Приветствуйте тебе, чужеземцы. Какого желать?

— Как найти улицу Красных Фонарей? — поинтересовался Лукойо. А Огерн застыл, не веря собственным ушам. — И чем там платят?

Торговец понимающе осклабился.

— Находить простая быть. Идете дорогой от морские ворота до дворец. — И он указал туда, откуда уходила широкая улица. — Потом поворачивайте левая. Ну, а после… — Он пожал плечами. — Там хозяина есть у каждая дом, ему давать золото или янтари и играть дальше с женщины.

— Говоришь, золото нужно или янтарь? Ладно, подумаю, где бы их раздобыть. Ну, спасибо тебе, житель Кашало!

Продолжая ухмыляться, горожанин жестом дал Лукойо понять, что его благодарность принята, полуэльф поспешил прочь, глядя вперед голодными глазами.

Огерн бросился вдогонку за Лукойо. Возмущение отступило перед тревогой за друга. Правда, прежде чем пойти по улице, Огерн немного замешкался, увидев того торговца, который приглашал бири в храм Улагана. Огерн успел схватить Лукойо за руку и крикнул товарищу:

— Эй, друг!

Торговец изумленно уставился на Огерна.

— Привет тебе. Друг? Ну… что ж, может, мы и подружимся. Что тебе угодно, чужеземец?

— Скажи мне, правда ли, что на улице Красных Фонарей мужчина может купить за разные товары услуги покладистых женщин?

Губы торговца разъехались в ухмылке, и он ткнул в грудь Огерна указательным пальцем.

— Верно. — И торговец хихикнул. — Такого верзилу, как ты, это дело точно должно интересовать. Не сомневайся, так оно и есть.

Огерн отвел глаза.

— Но женщины… они ведь это должны ненавидеть!

Торговец некоторое время молчал, потом медленно проговорил:

— Не могу сказать… это только сами женщины знают.

— Ну, то, что я бы сделал женщине, ей было бы только приятно, — вмешался Лукойо.

Огерн постарался не смотреть на друга.

Торговец пожал плечами.

— Видал я на этой улице ваньяров, так не скажу, чтобы женщинам сильно нравилось, что они с ними делают. Ваньяры маленького роста, кривоногие, волосатые — уродливые, как шакалы.

Лукойо вздернул подбородок.

— Ты что, хочешь сказать, что и я уродливый, как шакал?

— Нет, что ты, хотя красавцем я бы тебя не назвал. Ну а женщине какой, глядишь, ты, может быть, и приглянешься.

— Должен приглянуться, — бросил Лукойо, хотя в душе сильно сомневался в этом.

Как бы то ни было, он отвернулся и поспешил дальше по улице. Лукойо переполняло какое-то резкое, необъяснимое чувство, доселе ему неведомое.

Огерн стоял совершенно одуревший. Наконец в голове у него чуть-чуть прояснилось, и он кивнул торговцу:

— Спасибо вам, господин, за сведения.

Торговец ответил Огерну кивком:

— Желаю повеселиться.

Огерн отвернулся и обнаружил, что Лукойо уже исчез в толпе.

Широкая улица, уходящая от причалов, была полна народа, и чем дальше Огерн шел по ней, тем гуще становилась толпа. Наконец кузнец разглядел далеко впереди Лукойо и стал пробираться к полуэльфу, работая локтями и кулаками. Прохожие возмущались, что-то кричали на незнакомых Огерну языках. Увы, он продвигался по улице медленнее тоненького, легкого Лукойо. Вскоре Огерн снова потерял его из виду.

А чуть погодя позади послышался громкий крик. Огерн обернулся и увидел мужчину. Тот схватился за ремень, с которого свисали обрывки ремешков.

— Акор! — кричал мужчина. — Акор!

Огерн решил, что это, наверное, означает «мой кошелек», и понял, что ограбил этого человека не кто-нибудь, а Лукойо. Мужчина продолжал вопить и причитать. Но вот впереди еще один прохожий закричал:

— Акор!

Огерн понял, что он на верном пути.

Кузнец протискивался вперед, стараясь не обращать внимания на возмущенные крики. Наконец он снова услышал впереди крик:

— Акор!

Огерн снова увидел Лукойо только тогда, когда свернул на пятую по счету боковую улицу. Дома на ней стояли высокие и большие, и над дверями каждого дома висел фонарь. А вон и Лукойо — он входил в дверь одного из таких домов. Огерн бросился было за другом, но на самом пороге растерялся. Конечно, ему не хотелось входить в дом, где женщины отдавались мужчинам с такой легкостью. То есть нет, ему как раз очень хотелось! Желание переполняло его, он сгорал от вожделения с такой силой, что это пугало его. Его, который никогда не отворачивался и не убегал ни от одного врага, а теперь в страхе застыл на пороге дома, где жили слабые, мягкие женщины, дома, в котором он мог удовлетворить свое самое потаенное, но самое жгучее желание. Почему же он так боялся этого?

Потому что помнил свою покойную жену.

Он боялся не того, что призрак Рил станет ревновать его, он думал о другом — о том, что душа жены будет опечалена. И действительно, ее бы очень огорчило, что Огерн предается утехам с женщиной легкого поведения, готовой отдать себя первому встречному. Да, Рил была бы оскорблена. Только на миг Огерн задумался о том, почему бы это могло ее оскорбить, и решил, что, наверное, подобное отношение к женщинам должно их унижать.