Кристофер Сташеф - Шаман

— В твоем внутреннем мире? — нахмурился Лукойо. — Но как же ты сделаешь это?

— Так, как это делают шаманы. Я много раз говорил с целителями нашего клана и знаю, что они погружаются в сон и путешествуют далеко-далеко, в то время как тела их неподвижны. Я буду сидеть здесь, пока не усну и пока не воскрешу тот сон наяву, потому что знаю — ясно, так ясно, как никогда ничего не знал прежде, — что я должен либо найти ее, либо умереть.

Лукойо задумался. Пожалуй, не было нужды напоминать Огерну о том, что они могут умереть так или иначе. Да, наверное, лучше умереть в этой пещере, чем где бы то ни было еще от голода и жажды — да, лучше здесь, чем в пасти мантикора. Умереть, не зная, что умираешь… Наверное, и это лучше, чем умирать, понимая, что умрешь, пытаясь из последних сил спасти друга.

— Тогда усни, Огерн. Пусть потом ты снова проснешься, но сейчас усни, если можешь.

— Усну… иначе мое тело навеки высохнет в этой пещере.

Огерн закрыл глаза, откинулся назад, прислонился спиной к стене… На самом деле ему казалось, что если он не отыщет богиню, то предпочтет смерть тому, чтобы лицом к лицу встретиться с жизнью, лишенной Рил, лишенной Рахани, с жизнью, в которой ему придется смириться с тем, что Улаган опустошает мир и подвергает человечество изощренным пыткам, испытывая при этом мстительную радость.

Лукойо смотрел на бесстрастное лицо товарища, такое же застывшее, как каменная стена у Огерна за спиной. Пожалуй, такое лицо ему все же нравилось больше, чем лицо, искаженное муками тоски и боли.

Глаза Огерна открылись, и Лукойо чуть не отпрыгнул назад от испуга — настолько это вышло неожиданно.

— Что-то… мало же ты поспал!

— Я не там, где надо. — И Огерн поднялся.

Лукойо выпучил глаза.

— Откуда ты знаешь?

— Откуда — не знаю, но знаю точно. — Огерн шагнул к выходу из пещеры, вышел, сделал еще несколько шагов, остановился и помотал головой. — Нет, не сюда, — сказал он. — Нет, еще дальше ушел. — Он вернулся, направился в сторону коридора, на этот раз немного углубился в него, снова сел и снова покачал головой. — Нет, не здесь.

Снова встал, ушел по коридору еще дальше, сел, встал, снова пошел вперед. У Лукойо сердце ушло в пятки, но он пошел за другом в недра пещеры.

И вдруг коридор кончился.

Оказалось, что за коридором — новая пещера, вернее, не пещера, а полость, занимавшая, наверное, всю внутренность гигантской скалы. С высоты, проникая сквозь трещины в камне, сюда забирались лучи солнечного света, отчего в пещере варил красноватый сумрак. Тут было на удивление чисто. Лукойо с трудом верилось, что до сих пор ни один зверь не додумался устроить себе тут логово, но, похоже, именно так и было.

Огерн же то и дело усаживался то тут, то там, вставал, качал головой, шел к другому месту и снова садился. Наконец, после десятка таких попыток он уселся у стены, прислонился к ней, закрыл глаза и замер, только грудь его вздымалась медленно и ровно. Лукойо встревожился. Он опустился на колени около кузнеца и стал пристально всматриваться в лицо товарища. Прошло немного времени, и он заметил, что Огерн перестал дышать… о нет, наверное, виной тому было всего лишь его воображение! — полуэльфу показалось, будто бы и руки, и грудь, и лицо Огерна как бы затвердели, одеревенели. Лукойо долго сидел около друга, чувствуя, как нарастает тревога, уверяя себя в том, что Огерн не сможет просто так умереть, сидя здесь. В конце концов полуэльф не выдержал — протянул руку и коснулся руки друга. Тревога его переросла в страх. На ощупь рука Огерна действительно оказалась деревянной!

А для Огерна все было по-другому. Он сидел не двигаясь и думал обо всем пережитом. Он позволит своей тоске скопиться в душе, переполнить ее, опустошить и понял, что до сих пор скорбит о Рил. Огерн не помнил, закрыл ли он глаза — красноватый полумрак пещеры стал гуще, плотнее и превратился в туман. Огерна ужасно расстроило то, что богиня не появилась, но он твердо решил, что не тронется с места, пока вновь не увидит ее. Его охватило ощущение нестерпимой жажды, однако от пола пещеры исходила невиданная сила. Она наполнила Огерна, и жажда отступила. Отступил и голод. Ему казалось, будто бы он стал невесомым, что он повис в красноватом тумане, и все его чувства заменило одно — чувство ожидания, что-то должно произойти, хотя он и не понимал, что именно.

А потом он услышал бой барабанов.

Сначала до Огерна донесся один сдвоенный удар — тягучий, тяжелый, потом второй — громче, чем первый. Он подумал, что, наверное, это ему послышалось, но двойные удары следовали один за другим, с небольшими промежутками, они звучали все ближе и ближе и в конце концов наполнили грохотом и самого Огерна, и весь мир вокруг него. Объятый внезапной тревогой, он понял, что надвигается что-то ужасное. Медленно встав на ноги, Огерн приготовился к схватке, он уже не сомневался, что слышит вовсе не барабанный бой, а чью-то тяжелую поступь — поступь охромевшего великана, шагавшего медленно и тяжко.

Туман рассеялся, и появилась громадная, чудовищная фигура. Страшилище напоминало человека, столь же громадного в ширину, как и в высоту. Ножищи чудища были размером с колонны, ручищи дыбились громадными мускулами. Получеловек-полурысь стоял перед Огерном и глядел на него большущими глазами с продолговатыми зрачками, оскалив клыкастую пасть. В руке чудовище сжимало боевую дубинку, утыканную острыми шипами. Великан занес ее над головой, намереваясь вколотить Огерна в землю. Клыкастая пасть распахнулась и издала злобное рычание.

В последнее мгновение Огерн успел отпрыгнуть в сторону. Громадная дубина угодила в то самое место, где он только что стоял. Кузнец молниеносно бросился к чудовищу, ухватился за рукоять дубинки, повиснув на ней всей тяжестью, потянул изо всех сил на себя. Чудовище злобно взревело, дернуло дубинку, но она не поддалась. От рывка Огерна тряхнуло, но он не разжал рук. Великан яростно взвыл, расставил ноги и снова рванул дубинку вверх, но Огерн держался крепко. Его оторвало от пола и опустило. Мышцы кузнеца напряглись, вены были готовы лопнуть. Отчаянно рыча, страшилище отпустило одну руку, а другой нанесло Огерну страшный удар — царапнуло громадным когтем от плеча до бедра. Кузнец застонал от боли, но крепко сжал зубы. Он чувствовал, как из раны хлещет кровь, но решил, что не отпустит дубинку, пока жив. Огерн снова, еще сильнее, чем раньше, потянул дубинку к себе и… великан выпустил свое оружие из рук. Чудовище разочарованно застонало и исчезло в тумане. Его тяжелые шаги, похожие на сдвоенные удары огромного барабана, постепенно затихли вдалеке.

Огерн стоял, опираясь на дубинку. Он тяжело дышал, из раны струилась кровь. Ему не верилось, что он еще жив, не верилось, что он смог отобрать у великана оружие, но меньше всего ему верилось в то, что он еще дышит, хотя из раны непрерывным потоком хлещет кровь. В полной растерянности кузнец поднял дубинку, чтобы понять, есть ли у него еще хоть капля силы, и, к его изумлению, дубинка легко оторвалась от пола, словно была не тяжелее древесного листа.