Эмиль, Гнитецкий - Благими намерениями

- Да, Панкурт.

- Голова болит? Ну... Честно, не знаю, что на меня нашло. Как что-то такое напало, поглотило и руководило всеми моими действиями, - покрутил указательным пальцем у виска, - Я уже и не надеялся, что выживу после всего, что было.

- Уже прошла. Да ладно, граф. Но ты бы видел себя, когда выскочил на сцену и полез на меня. До сих пор поражаюсь, как ты пробился сквозь отборных стражников. Твой случай, того гляди, войдёт в пособия по охране государственных лиц, - рассмеялся.

- Только этого мне не хватало, чтобы на моём примере стражу обучали отражать покушения на князей, - скривился сыскарь.

- Да и забудем об этом. Тебе тоже досталось изрядно. Кстати, смотри, нам, кажется, направо. Сколько же тут крыс! И как только мой нерадивый братец тут шастал?

- Ты кого имеешь в виду? - спросил Мольх.

- Блоднека, конечно. Но и Сурдан тут любил ошиваться в детстве. Его дед постоянно водил в эти подземелья, что-то показывал, рассказывал. Я потом спрашивал Сурдана, ну, когда он ещё при княжеском дворе был, чему, мол, тебя дед-то учит? А он как из подвала вернётся, глаза огнём горят, щёки красные. Только отмахивался и вечно бормотал себе под нос что-то про террор, массовые казни, пытки. Часто повторял без повода: "Насилие необходимо и полезно!", "Интеллигенция - не цвет народа, а говно". Суровый был дедушка. Шапку вовремя не снимешь, не так поклонишься, - всё, минимум пять десятков ударов плетью назначает и в ссылку на галеры. Если одежда на прислуге неправильно сидела, то её просто гвоздями приколачивали прямо к костям. Но порядок был, этого не отнять. На центральной площади города стояла огромная золотая чаша с водой, и каждый желающий мог напиться. Так вот, она стояла годами, и ни у кого даже мысли не было её украсть!

- А твой отец?

- Не понял. Что отец?

- Он как-то пытался противодействовать этому воспитанию? Всё-таки такие вещи ребёнку рассказывать... - покачал головой Мольх.

- А, конечно пытался. Но у деда рука была тяжёлая.

За разговорами дошли до следующего поворота, где виднелась тряпка.

- А вот и первый ориентир! - обрадовался Кадрош, - Ну-ка давай посветим.

- Интересно, откуда эта тряпочка? - удивлённо спросил Мольх.

- Наверное, стражники повороты метили, - ответил княжич, - Или мой братец.

Факелы выхватили очередной коридор неправильной формы. Всё та же плесень и грибки. Двинулись дальше, отпихивая ногами особо наглых крыс. Кадрош продолжил рассказ:

- Так вот, однажды нашёлся безумец, укравший ту чашу. Его взяли дома с поличным, и чашу там же нашли. Ох, дед лютовал. Приказал поставить большой чан с уксусом, напоить вора каким-то дурманом, чтобы сразу не окочурился. Потом часов десять окуривали его едким дымом, чтобы кожа слезла, и медленно опустили в этот чан. Три дня, говорят, вопил, пока не помер. Дед всё ругался потом, что быстро очень умер. А уж как любил он проверять своих сеньоров! Просто бредил этим!

- И как он их проверял? - поинтересовался сыщик.

- Всякие ситуации подстраивал и смотрел, как они себя ведут. Если обманывали - казнил немилосердно. Но если выдерживали испытание - обычно больше не приставал. К примеру, попросил в долг у одного сеньора триста монет, а через несколько дней вернул их и положил одну сверху. Через несколько часов прискакал запыхавшийся сеньор в замок и приносит ему эту монетку, мол, вы мне лишнее вернули, князь. Так он похвалил его за честность и триста монет подарил. Тот отказывался, отнекивался, но дед настоял со словами "Ещё раз молодец! Если бы сразу деньги взял - я бы тебе руки-ноги отрубил и на кол посадил". А с пленными, знаешь, что творил?

- Да откуда же? - усмехнулся Мольх.

- Мне отец рассказывал, что когда какой-нибудь важный гость приезжал погостить, то накрывали на стол на заднем дворе замка, на огороженную площадку выпускали несколько просмоленных человек и поджигали, предварительно оторвав языки, чтобы не кричали. Так и трапезничали, пока пленные живыми факелами бегали. Ставки делали, кто крепче всех окажется и последний перестанет двигаться.

- Да, лютовал твой дед, ничего не скажешь, - подивился сыскарь.

- Это всё так, повседневность. А вот настоящую ярость у него вызывали торговцы запрещёнными веществами.

- Ого! А это ещё что?

- Давай передохнём, Панкурт, - оба присели на выступ из стены, - Однажды тайные службы моего деда перехватили крупную партию странных пузырьков. Провели тщательное следствие, и выяснилось, что на территорию Верузии пытались провезти запрещённые снадобья.

- А что это были за снадобья?

- О, это были эликсиры роста. В мире достаточно людей, которые неудовлетворены своими... м-м-м... как бы выразиться... В общем, в постели... И это снадобье увеличивает... Ну, ты понял?

- Понял! - расхохотался сыщик.

- Вот оно и помогает им. Правда, временно, и в половине случаев с не очень хорошими последствиями. Если не везёт, то человек медленно умирает, превращаясь в гниющий труп. Но сначала у него отваливается нос. А если сдобрить ими продукты или животных, они тоже увеличиваются в размерах, но эффект от их употребления может быть так же непредсказуемым, но люди за риск готовы платить огромные деньги, и это варево пользуется огромной популярностью. Так вот, тайные службы арестовали всю цепочку поставки, подвергли нечеловеческим пыткам и впоследствии медленно казнили сажанием на кол, не давая много дней помереть. Эликсиры сожгли, ясное дело. Но с его смертью поставки, надо полагать, возбновились. Правда, отец и пытается остановить этот вал, но больше грозится, к сожалению.

За повествованием дошли до первой двери. Подёргали, она оказалась заперта.

- Не поддаётся, - подытожил сыскарь, - Закрыта намертво. Вряд ли ей пользовались последние десять-пятнадцать лет.

- Тогда возвращаемся и исследуем следующий поворот.

- А что дальше случилось с твоим старшим братом? - спросил граф.

- С Сурданом-то? Говорят, однажды услышал орг анную музыку каких-то заезжих артистов, и в голове у него что-то окончательно сдвинулось. Так ему понравилась эта музыка, что он стал просить деда убить их, а инструмент отобрать. Но те артисты были из Сансэдара, а с ними дед при всей его злобности враждовать не рискнул. Через короткое время помер он. На похоронах народу было передавлено! Тьма тьмущая. Потом траур объявили на неделю. По деду, разумеется, а не по передавленным. Кто не плакал - того прямиком в котёл с кипящей водой. Лекари сказали, что желчный пузырь у дедушки лопнул. Сурдан очень переживал, а потом не знаю, что ему в голову стукнуло, но решил он сам сделать орган. Кричал, что будет сочинять музыку и посвящать её любимому деду.

- Княжич, смотри! - прервал рассказ Мольх, - Кажется, в конце коридора приоткрытая дверь.

Осторожно подошли. Дверь действительно была приоткрыта. А к ней была приколочена ещё одна тряпочка. Открыли пошире и попали в комнату, где стоял орган из костей, о котором упоминали стражники.